– Вот и идея появилась! – громко сказала Юмашева и вышла из-за стола. – Надо обратиться с просьбой к Виктору Ефимовичу. Может, он припомнит нашу старую дружбу, и поможет? Кучинский – генеральный директор «Петротрэвела», Виктор Ефимович больше всех заинтересован в раскрытии убийства хозяина. Кстати, в деле нет никакой справки о том, что Лесин опрошен. Оперативники не стали опрашивать начальника безопасности… По какой причине?

Юмашева сделала дополнительную запись в журнале. Она не стала садиться за стол. Стоя чиркнула ручкой несколько строчек и зашагала по кабинету, продолжая что-то бормотать себе под нос.

«Сразу по семи делам не смогу работать. Так можно распылиться и ничего не найти. Ни одной зацепки. Если взяться за одно дело, и попробовать размотать хоть что-нибудь, тогда появится надежда. И надежду можно использовать. Идею с синей “Нивой” подсказал мне министерский чиновник. В Москве я ему не поверила. Подумала, дескать, изображает из себя великого сыщика, а он никого не изображал, просто посоветовал, как правильно организовать работу. Короче, хороший мужик оказался. Что ж, посмотрим-посмотрим!»

Она крутанулась на каблуках и подошла к столу. Собрала коричневые папки в общую кучу и побросала все в огромный металлический сейф, долго закрывала замки, поворачивая их из стороны в сторону. «Итак, из семи дел выбираем одно – дело по “Петротрэвелу”, – сказала она самой себе в зеркало, с удивлением разглядывая темные круги под глазами. – Ищем, кто замочил Кучинского Сергея Петровича. Если находим хоть одну зацепку, беремся за остальные дела. А Лесин мне поможет. Мент менту всегда придет на выручку».

Юмашева отошла от зеркала и долго смотрела на телефонный аппарат. «Нет, не буду звонить в адресно-справочное бюро. Не стану устанавливать данные Андрея. Это неприлично – использовать розыскные учеты для личных целей. Не только неприлично, это к тому же и неэтично, в конце концов! Допустим, ты установила номер телефона потрясающего мужчины. Твои дальнейшие действия? Ты будешь звонить Андрею? Представь на минуту – дрожащими пальцами набрала номер заветного телефона. И что ты ему скажешь? Здравствуйте, я ваша тетя! Та самая Гюзель Аркадьевна из самолета, хочу вернуть вам деньги за билет, тьфу ты, чушь какая-то».

Она сняла с вешалки куртку. Не хотелось уходить из кабинета. «Через семь часов начнется новый день, – думала она, невольно вздыхая, – и вместе с ним начнутся новые проблемы. Вместе с проблемами придут новые решения. Вдруг завтра у меня появится страстное желание услышать голос Андрея. Тогда я просто позвоню, послушаю голос и повешу трубку. Смешно. Зато последовательно. Завтра, все завтра», – с этой мыслью Гюзель Аркадьевна вышла из кабинета.

– Анна Семеновна, не плачьте. – Коваленко наклонился над Карповой. Анна Семеновна заливалась слезами, громко сморкаясь и перхая. Именно это перханье и вывело из равновесия Виктора Дмитриевича. Он брезгливо подергивал носом, что означало высшую степень душевного волнения. – Анна Семеновна, возьмите ручку и напишите, что ваш сын реально захоронен на Серафимовском кладбище. А ваша невестка, то есть жена вашего безвременно умершего сына, очень хорошая женщина, порядочная жена и любящая мать. Пишите, Анна Семеновна, мне некогда с вами возиться.

– А Гюзель Аркадьевна сказала, что вы разберетесь, – укоризненно прошептала Карпова.

– Гюзель Аркадьевна у нас ба-альшая фантазерка, – с преувеличенным восхищением сказал Коваленко, – она и не такое может сказануть.

В каждом слове Виктор Дмитриевич делал ударение на «а», отчего фразы растягивались и делались безразмерными, какими-то резиновыми. Анна Семеновна испуганно покосилась на него и схватила шариковую ручку, лежавшую на чистом листе бумаги.