– Как это не смертельно? На фига мне такая жизнь? – Нурик даже ноги сжал, будто закрывал сокровенное. – Что делать-то теперь, Мороз? По-любому, коменда мне не поверила, что никого я не водил.

Ну ещё бы. Я подождал пару секунд – не из вредности, а в воспитательных целях.

– Что делать, что делать? Поговорил я с ней.

– С кем? – не верил своим ушам сосед. – С Васей? Говорил? Да ну-на?!

– Да ну-да!

– Как это – поговорил? Она же сразу орет! Не орала, что ли? Выселю! На работу сообщу! Будешь сортир драить! Вот это всё?

– Нет, мы с ней нормально поговорили, она женщина одинокая, ей внимания не хватает, а вы ее за цербера принимаете, души в ней и загадки не видите.

Видимо, мои слова прозвучали так, будто я без всякого предупреждения заговорил на другом языке.

– Так, а делать-то что-на? – чесал репу Нурик. – Загадку отгадывать? Или в душу лезть?

– Вот скажи, герой-любовник, чего хочет одинокая женщина? – прищурился я на товарища, как экзаменатор на зеленого студента.

– Ха! Известно чего, того самого! – Нурик изобразил недвусмысленные движения тазом.

– Дурак, ты Ахметов, садись, два. Внимание ей нужно. Вни-ма-ни-е! Понял?

– Ага… Конечно… Не понял… Ты, Мороз, прямо скажи, мол, Нурлан Баянович, иди туда, принеси то, сделай это. И Вася не в претензиях ко мне станет. А то я эти ваши русские фразы не все понимаю.

– Да перестань прикидываться. Все ты понимаешь, Нурик.

– Ну не скажи! Далеко не всё. Вот, например, как можно жир с солью есть, а салат из свеклы и капусты варить?

– Это сало и борщ, сам же их хряпаешь, что за ушами пищит.

– Ну привык уже, да… Вкусно…

– Вот и к коменданту привыкнешь. А чтобы она добрее стала, удели ей свое внимание. Сделай ей приятное…

– Сортир вне графика драить? Ну не-е… перед мужиками западло.

– Почему сортир сразу? Сделай приятное как мужчина.

– А? Того её? – Нурик опять задвигал тазом.

– Как настоящий мужчина, – поправил его я.

Ну, конечно, намёки ушли в молоко.

– Ты чо, Мороз? Я столько не смогу, она ж не Натаха, – Нурик кивнул на плакат-страницу из журнала «Советский экран», который висел у него над кроватью и на нем была запечатлена секс-символ СССР – актриса Наталья Варлей.

– Дурак ты, Нурлан Баянович, я тебе про внимание, – этот однообразный разговор начал мне надоедать, и я решил-таки перечислить что-то конкретное, как заказывали. – Цветочки ей подари, комплимент сделай. Поговори о погоде, о птичках, глядишь, она и растает.

– Цветочки? А чо, можно… Гвоздики пойдут?

– Она же не памятник.

– Пф!.. А другие дорого-на.

В СССР пока гвоздики принято дарить женщинам, это потом они станут атрибутом протокольных и похоронных мероприятий, а на самом деле цветы-то вполне себе ничего… Только с кровью защитников отечества ассоциируются.

– Ладно, купи их. И шоколадку возьми. Гвозидики и шоколадку. Запомнил?

– Ага… Это самое… Только я по нулям-на, – Нурик похлопал себя по трусам, будто там были карманы. – Займешь денег до получки? По-братски, а?..

– Сколько?

– Чирик сможешь занять? – ответил Нурик, сделав просящие и чувственные, будто полные слез лишений глаза, ну совсем как у Митхуна Чакроборти.

– Держи, – я выдал ему двадцать пять рублей одной купюрой. – Мельче нету.

На самом деле, мельче у меня были, но ведь как-то странно предлагать большую сумму, когда просят взаймы гораздо меньше. Поэтому я немного слукавил, чтобы осчастливить соседа.

Я знал Нурика, он хоть и раздолбай, но к долгам относился щепетильно. Любил повторять с пафосом одну фразу – Ахметовы всегда платят долги. Так и хотелось ему ответить, что «Зима близко», но не поймет.

И занял я ему денег больше по одной простой причине – мне не хотелось, чтобы он опростоволосился перед комендантом и пришел к ней мириться с каким-нибудь огрызком вместо приличного букета. Все же Василина – далеко не последний человек в нашей коммунальной общажной жизни. Если налаживать отношения, так сразу основательно.