– Выплыл, – я решил разнообразить ответ.

А про себя чертыхнулся. Вот же, сам наставлял капитанов, чтобы повсюду распространяли слух о трагической погибели Ивана-Американца. Но Беньовскому-то писал от прежнего себя. А он, похоже, ни с кем не делился корреспонденцией.

– Какими судьбами? – начал было Спиридон, но осекся. – Простите, Ипполит Семенович.

– У вас неотложное что-то? – спросил тот.

– Уала к концу подходит. Прошлогодний гниёт. А нового уала канаки не несут, подлецы. А сбор давно уж объявлен.

Я усмехнулся от сочетания привычного домашнего с местным колоритом.

– Чего же смешного? – слегка обиделся Спиридон.

– Европейцы называют этот овощ бататом или сладким картофелем.

– Не несут, потому что почуяли перемену во власти, – сказал Степанов.

– И что же, с матросами к ним сходить?

Как я понял здесь весь рядовой состав называли матросами. Промышленников, казаков, камчадалов.

– Обождите немного с матросами, Спиридон. Мы как раз об этом говорим.

Пока они говорили, я выкладывал на стол то, что приготовил в подарок Беньовскому. Две бутылки виски «Незѣвай». Две упаковки по фунту байхового чая, фунт сахара, полфунта кофе (собственных обжарки и помола), бутылку оливкового масла, пару книг аббата Прево и «Монахиню» Дидро – всё на французском, а также несколько прошлогодних номеров Санкт-Петербургских «Ведомостей».

За подарками последовали свернутые в рулон карты Оаху и всех больших островов.

– Фёкла! – крикнул Степанов.

Из соседней комнаты появилась гавайская женщина, что называется, кустодиевского типа. Даже не думал, что полинезийки могут быть такими пышными. Им же в каноэ помещаться полагалось.

– Прибери гостинцы, – распорядился Степанов.

Фёкла начала с продуктов. Я положил руку на сверток с картами, давая понять, что его убирать не надо.

– Как там в России? – спросил Степанов, разглядывая «Ведомости» и заметно сдерживая вздох.

– Бунт самозванца подавили, – сообщил я. – Вы же слышали про него?

– От ваших моряков только.

Я в двух словах пересказал ход восстания и заметил, как блеснули глаза у обоих слушателей, когда пришлось описывать огромные территории, что попали под власть самозванца, перечислять дворян и податные сословия перешедшие на службу к нему.

– Ну вот, – закончил я. – Самого Пугачева с товарищем его четвертовали на Болотной площади, многих ещё раньше повесили, остальных отправили на каторгу.

– А война с турками? – спросил Степанов.

– Благополучно завершилась. Присоединили к России Керчь, но Архипелаг греческий пришлось вернуть туркам.

– Что ж, так-то?

– А по той же причине, Ипполит Семёнович, по какой будет трудно удержать здешние острова.

Степанов махнул рукой. Фёкла унесла подарки в другую комнату, Спиридон вышел наружу рассказывать услышанное товарищам. А я, наконец, развернул карту.

– Да меня дошли слухи, что скоро начнётся большая война между гавайскими князцами. И Оаху не останется в стороне.

– Скоро? – уточнил Степанов.

– Может в этом году, может в следующем. Силы копятся. А англичане уже гостили на соседних островах.

– Англичане? – нахмурился Степанов. – Много?

– Два корабля. Пока ничего страшного. Путешествуют с учёными целями. Но и они возбудили среди местных князцов желание прирасти соседскими землями. Пока есть такая возможность. Ведь за учёными неизбежно придут торговцы, плантаторы, а там и военные. И с европейцами диким уже не сладить.

– А Беньовский ушёл. Как же не вовремя!

– Вот именно! И в связи с этим я опасаюсь трёх вещей. Во-первых, что с его уходом, ваш договор с Каха ханом утрачивает силу или во всяком случае может быть поставлен им под сомнение. Во вторых, в крепости стало меньше воинов и оружия, а вдобавок ушёл большой корабль, который сам по себе способен был внушить страх дикарям. Баланс сил нарушился. Кахахана может решить, что ему будет выгоднее захватить чужаков вместе с остатками оружия, нежели уповать на их помощь в войне.