Далеко не сразу, но появился в новой школе у меня друг Гриша. Он был гораздо выше меня и старше. По национальности он был еврей. Жили они в пожарном депо, и я стал часто бывать у них. И Гриша часто бывал у нас. Мама его была уже пожилой женщиной, а его старшая сестра, как я позже понял, работала в органах госбезопасности, учреждение это находилось рядом с пожарным депо.

Там, в Акдарьинском районе, мы прожили тоже недолго – до 1946 года. Наверное, поэтому я мало что помню из этого периода своей жизни. Почти ничего не сохранилось в моей памяти. Помню, как стали возвращаться фронтовики.

Те, кому повезло вернуться, возвращались не с пустыми руками, а с трофеями. Не все, конечно, только офицеры. Появились даже немецкие и американские мотоциклы. Такое могли привезти уже только высшие офицеры – полковники, наверное, не ниже. Мы, мальчишки, с интересом окружали эти чудеса техники, рассматривали их и с испугом отскакивали, едва мотоцикл трогался с места. Эти мотоциклы нам казались чем-то невероятным.

Война давно закончилась, фронтовики всё возвращались и возвращались, а нашего папы всё не было. Я видел, как встречают каждый день фронтовиков их жёны и дети, и мне было очень грустно.

Но наконец-то и наш папа приехал! Он был в гимнастёрке и в пилотке с вещмешком за плечами. На гимнастёрке его сверкали медали, но трофеев он не привёз.

Отец стал искать работу. В Лайише ничего подходящего не нашёл и поехал в Самарканд. Поехал, да так и остался там – нашёл себе другую жену.

Мой друг Гриша частенько приходил к нам. Однажды, когда он был у нас, в комнату зашёл незнакомый мужчина и, не сказав ни слова, поставил у двери полмешка муки и две поллитровые бутылки подсолнечного масла. Поставил и ушёл.

Вскоре маму вызвали к следователю прокуратуры по поводу получения ею взятки. Гриша, видимо, рассказал дома о подарках, которые неожиданно свалились на нас, а его сестра проявила бдительность.

Маму всё чаще и чаще вызывали к следователю и вскоре арестовали. Мы с сестрёнкой остались одни. Я учился в четвёртом классе и не знал ещё, что моё школьное образование и закончится этими неоконченными четырьмя классами.

Не помню, кто и как сообщил плохую новость отцу, который жил в Самарканде. Отец приехал и забрал нас к себе.

И стали мы жить в Самарканде с отцом и мачехой. Но недолго мы с ними пожили – отец вдруг заболел, и его положили в больницу. Я узнал, что у него язва желудка.

Через много лет, когда мне будет столько же лет, сколько было тогда моему отцу, мне врачи поставят такой же диагноз. Но нам совместными усилиями врачей и моими, удалось подавить эту болезнь, а вот отцу моему – нет, он мучился этим недугом до конца своей не очень долгой жизни.

Отец долго лежал в больнице, видимо, язва его была в запущенной стадии.

Спасибо мачехе, что мы не оказались на улице. Вилию она сдала в детский дом в Самарканде. Повезло Вилие. Наверное, потому, что её звали по первым буквам Владимира Ильича Ленина. А мне не повезло – меня в детдом не взяли. Сказали, что взрослый уже. Действительно, уже в четвёртом классе учусь – самому пора о себе заботиться. Порасспросили меня в детдоме и, узнав, что я родился в Каракуле, сказали, чтобы я ехал к себе в Каракуль, в тамошний детдом.

И я сел на поезд и поехал в Каракуль, естественно, без билета – денег ведь у меня не было. Поэтому я ехал в тамбуре. Мы уже проехали полпути, я всё стоял в тамбуре и, устав стоять, не успел убежать, когда в тамбур вышел проводник. До сих пор помню его широкое мясистое лицо. В руках у него были смотанные вместе жёлтый и красный флажки на коротеньких толстых древках. Я хотел убежать в соседний вагон, но не успел открыть дверь, как он ударил меня этими флажками по голове. Я на мгновение потерял сознание, а он тем временем схватил меня за шиворот и, продолжая наносить удары, потащил меня к наружной двери.