В свое время по ее благословению приняла здесь игумения Феодора полуразрушенный Казанский монастырь. Много раз опускались у нее руки, но Любушка не разрешала ей оставить начатое дело, укрепляла Феодору молитвами и советами.
А вот теперь и сама прибыла к своей духовной дочери.
– Вот я и приехала домой… – сказала она.
Игумения Феодора очень опасалась, как бы не уехала матушка.
– Вас не будет, – говорила она Любушке, – и я не смогу без Вас.
– Потерпи до лета… – отвечала блаженная.
В конце лета она начала болеть.
Ей сделали в Твери операцию, но операция не помогла.
10 сентября в 22 часа Любушка попросила причастить ее, и все поняли, что она готовится отойти.
Сестры начали подходить попрощаться с Любушкой.
Она у всех просила прощения и молилась за всех. Все время писала пальцем по руке.
11 сентября, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, в 11 часов ее причастили в последний раз.
До последней минуты Любушка была в сознании и молилась.
Еще при жизни Любушка говорила, что Сама Матерь Божия Казанская придет за ней в белом платье, и вот за полчаса до смерти лицо ее начало просветляться.
Похоронили Любушку 13 сентября 1997 года возле Казанского собора с правой стороны алтаря.
А на следующий день, 14 сентября, по старому стилю 1 сентября, наступило церковное новолетие.
Вот, оказывается, до какого лета просила блаженная потерпеть игуменью Феодору.
4
А к нам, в Санкт-Петербург, год или два только слухи и доходили о Любушке.
Один слух нелепее другого…
Как всегда бывает, когда пытаются истолковать на обычный лад святое юродство…
Знать бы, что в Вышнем Волочке, в Казанском монастыре живет Любушка, можно было бы и съездить, спросить: неужто и там, где она странствовала, тоже только говорят, а не молятся?
Теперь не спросишь уже.
Преставилась Любушка…
Жена рассказывала потом, что, когда заходила к Любушке, та взяла ее за руку и долго водила так по комнате, как будто мама ребенка…
5
Ну, а мне другой момент припомнился…
На следующий день после поездки в Сусанино собирался я в редакцию, стал рыться в карманах, а денег – ничего нет…
Сказал жене.
– Ты возьми в столе… – сказала она.
– Как я возьму, если ты вчера последние пять тысяч из стола забрала. Давай их, я разменяю…
– А у меня нет…
– Нет?! Но ты же вроде ничего не покупала вчера…
– Не покупала…
– А те пять тысяч где? Потеряла?
– Нет… Я у Любушки оставила… Ты же видел, как они живут…
Я видел, конечно…
Только и у нас эти деньги последние были.
Хотелось сказать жене что-нибудь резкое, но она так виновато смотрела на меня, что не хватило духу обругать ее.
– Ладно… – сказал я. – Займу у кого-нибудь… А там, может, за книгу мою деньги подойдут…
Натянул сапоги.
Когда пальто застегивал, телефон зазвонил.
– Николай Михайлович! – раздался женский голос. – Вам надо к нам приехать, гонорар получить…
– За что?
– Вам, как консультанту, гонорар выписан…
– Да что я там консультировал? Просто поговорили… – Я не знаю ничего… Вам пятьдесят тысяч выписано. Адрес помните?
Такой вот эпизод…
Я его про себя «Любушкиной десятиной» называю…
В темнице был, и вы пришли ко мне…
Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?
Тогда скажет им в ответ: истинно говорим: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне…
От Матфея, 25, 44–46
Еще не рассвело, когда наша машина въехала в поселок Металлострой.
Темнели в морозных сумерках строения ИТК № 5.
По верху высоких стен, остро вспыхивая в прожекторном свете, бежала колючая проволока…
1
Подобные учреждения узнаешь сразу. И не только по колючей проволоке, а по особой нежили вокруг, по омертвевшему равнодушию окружающего пейзажа.