божий Василий!.. Прямо мистика какая-то. Утром проснулся, голова, как пу- стой барабан и гудит где-то в затылке. Выяснять отношения не стал: не ша-
таться же снова по городу в поисках квартиры. А я, готовясь поступать в мили- цию, всё это время УКа зубрил: статью, за статьёй. И чтобы в дальнейшем об- рести покой, говорю это ей, хозяйке, ибо жопой чувствую, что это её работа, а что было или чего не было, о том сам чёрт не разберётся, но утром-то в по-
стели я проснулся без трусов!.. Они на полу рядом с кроватью лежали. А, зна- чит, получается, что меня изнасиловали!.. Какое-то даже презрение и брезг- ливость к себе появилось, отчаяние, звериная по чём-то тоска… Так вот, оделся это я, вышел из-за перегородки, с книжкой Уголовного Кодекса в ру- ках, открыл на нужной странице, и вместо, – доброе утро, Жанна Леополь- довна, – стал зачитывать ей статью… Как-то же мне надо было от этого са-
дизма избавляться, а то, как после подумал, было бы мне, что тому студенту…
– Ну и как?.. бабку больше не дегустировал оргазмом?.. или она тебя?..
– Нет, больше не повторялось, но с того дня она перестала со мной разгова- ривать. Так: то да сё, в двух словах. А после я ушёл на другую квартиру.
– А к чему ты, Вася, всё это нам рассказал?.. – с ехидной ноткой в голосе,
спросил лейтенант, – ситуация у нас очень далека от той развратной темы, где попахивает, и правда, серьёзной статьёй УКа. Или ты по-другому мыслишь?.. Или задумал чего?
– Скукота смертная, вот и хотел развеселить вас, а вы не смеётесь…
– Чужая душа, Вася, потёмки, с неё грех смеяться, а то насмешить можно так, что потом те трусы, что с тебя сонного стянули, придётся застирывать…
Немного помолчав, лейтенант, подводя итог необычному рассказу, продол- жил:
– Всё равно план не выполнить… поехали на авторынок. По «Фортуне» прош- вырнёмся, какой-нибудь забулдыга на пути повстречается, воткнём до компа- нии, так гляди, к вечеру и поднаберём штат, а заодно и машины поглядим… Говорят, там уже и иномарки старенькие стали понемногу появляться…
– А тех двоих пассажиров за собой тягать?..
– Пусть сидят, там теплее, чем на улице.
Вскоре выехали на улицу Малиновского и прибавив газу, покатили в север- ном направлении, куда и собрались. А тем временем, почти у самого берега Дона, в сотне метров от железнодорожного полотна, идущего через станцию Гниловская в сторону Таганрога, в небольшом, старом и дано заброшенном карьере, где когда-то добывали ракушечник и глину с крошкой, в зарослях
прошлогоднего сухого бурьяна и кустарника, возле костра, кружком сидело четверо тех самых «граков», ещё трое в это время находились где-то на про-
мысле: по добыванию средств к существованию. Над костром висело ведро, в котором варилась картошка в мундирах, местами ножом обрезанная. В эту
пору, когда овощные базы перебирают картофель, который гниёт не по дням, а по часам, этого продукта на свалках лежали горы. На краю костра в ка-
стрюльке варился чифирь, над которым, приплямкивая, в преддверии кайфо- вого пойла, суетился и колдовал Худудут. Напротив, помешивая в ведре длинной палочкой картофель, сидел в глубокой задумчивости Иван Ильич Побрякушкин. Вот уже не в первый раз он почему-то думает всё о той жен- щине, у которой умер муж. Он тогда подошёл к ней на Старом базаре, по при- чине, что она вызывала в его душе симпатию, и пока он брал у неё консульта- цию, куда ему оптом сдать свои вещи, и именно в те короткие минуты, в душу к нему закралась жгучая тоска по женщине, но та суровость и нежелание ве-
сти с ним дальнейший разговор со стороны незнакомки, оборвала в душе ту ниточку, зарождающегося было желания познакомиться поближе с ней. Те- перь он горько сожалел о том, что глупо повёлся из-за своей кротости и бо- язни быть отвергнутым в грубой форме. Надо было попытаться настоять на