– Так ты, Сашко, уже вышел в учёные люди? – спросил дед Иван, важно затягиваясь папиросой.

– Та ни, я покуда по корочке всего лишь счетовод, с правом составлять отчётность, – потупился его попутчик.

– Эге, так то твий шанс выйти в дюже большие писарчуки. Батька твой швыдкий хрестьянин, да помалу и купец. Он охоч до языков, а ты как?

– Дядько Иван, ко мне тоже языки липнут, быстро розумею разну мову. Особо, когда с батькой по рынкам езжу. Мечтал, вестимо, стать образованным. Так хлопот по хозяйству сколько! Да и грош солыдних на учёбу немае. Та и батько не парубок, ему треба добре помогать… Та и вийна на порози хат. Вот-вот нам ходить на нимця. Нашему брату скидок немаэ. А в царску гвардию на кошт не поставят.

– И то, правда, Сашко. Ты парубок дюже крепок. На службу, видать, и коня и сбрую уже справил?

– Есть такое дело, дядько Иван. Хочу в казачью донскую конную дивизию, мабуть кого из хлопцев с родины отца побачу. Такая вот думка. А ежели по секрету, так мечтаю продвинуться по военной службе.

– Добре, хлопец.

За разговорами, прибаутками, самокрутками с табаком-самосадом дорога и время приблизили их к окраине Луцка. Тут они распрощались, дороги развели их в разные стороны. В доме одного купца Александр встретил Николу, школьного приятеля, служившего тут помощником приказчика. Друзья направились поболтать в приусадебную беседку. Самая свежая весть Николы – о вернувшемся с фронта по ранению и контузии Семёне Солодко. Тот оказался в числе защитников крепости Осовец, форты которой, даже оснащённые устаревшими орудиями, сломали зубы немецкому оскалу. Несмотря на значительный перевес в артиллерии и живой силе, противник долго не мог преодолеть сопротивления русских воинов. Никола прервал повествование, спешно пошёл на зов хозяина. Спустя какое-то время, вернулся, и не один, вместе с прихрамывающим унтер-офицером Солодко. Сашко вышел из беседки, пошёл им навстречу. Они обнялись, как старые знакомые. Николай оставил их наедине:

– Хлопцы, я мигом – принесу пивка и солёных бубликов.

Не успели приятели обменяться приветствиями, а Коля Гороховец уже ставил на столик три кружки пива и тарелочку с бубликами. И потекла плавно беседа. По просьбе Александра фронтовик рассказывал:

– Так крепостица наша Осовец была невдалеке от границы с Пруссией, Восточной. Надёжно укрыта в песчаных холмах. Когда зимой пятнадцатого года немцы попёрли на Белосток, им наши фортеции было никак не миновать. Помнится, передовые части пруссаков мы увидели 21 февраля.

– И что мы выставили против австрияков? – поинтересовался Сашко.

– Вот тут-то, другарь, большая закавыка. Немчура превосходила нас во всём. В крепости из двух сотен орудий «тяжелых» было чуть боле семидесяти, остальные старьё, но обслуга вылизывала их, как кот яйца. Вражьё колошматило фортецию многими десятками мощнейших орудий. Так что знаю, каково приходится под обстрелом двухсот десяти, трехсот пяти и даже страшенных четырёхсот двадцати миллиметровых гаубиц: затыкай от канонады уши и молись Господу о спасении.

– Это эти чушки прозвали «большими Бертами»? – спросил Никола.

– Угу, они самые, будь неладны. Один осколок мне ногу и покалечил. И ползунов их острокасочников – видимо-невидимо. А меткачи оказались наши ребята – артиллеристы: сказывали, что даже несколько «Берт» пустили в распыл. И ни шиша до августа нападавшие ничего не могли поделать. Верите, у нас было такое ощущенье, словно за нами, фронтовиками, стоит вся Русь. И мы держались. Никак помнят наши контратаки пруссаки грёбанные. Да и командир был у нас геройский – генерал Николай Алексан-дрыч Брозовский.