Детектив вдруг куда-то заторопился.

– Мешать вам не будем, нам на нижний этаж ещё время не пришло, ― Степан похлопал по спине некротерапевта, и тот был в очевидном недовольстве от такого панибратства. ― Мы с Васей пойдём и ещё осмотримся. А тебе ― хорошо провести…

– Здравствуй, Степан, ― сладко пропела девочка с широкой, образцовой улыбкой, опередив детектива. ― Так приятно видеть, что ты, мой свет, в трудах, как и прежде. И снова здравствуй, Константин.

Эгида в лице двух мужчин хором поздоровалась с девочкой в ответ, и когда четверо приблизились к ним, Вася смогла различить её золотые глаза ― два лучистых солнца, озарявших её лицо. Издалека её можно было принять за десятилетнюю, вблизи же она выглядела зрелым человеком, угодившим в крошечное тело. Крохотные завитушки короткого каре при любом повороте головы закрывали её щёчки. И бежевый костюм, напоминавший об «избранных», был для девочки слишком взрослым.

Вася ошиблась: не девочку вели из зала суда. Это она поддерживала старика, боявшегося остаться без её руки, дающей ему какую-то надежду.

– Я как раз говорил, что нам с Василисой пора, и поэтому мы не станем вас отвлекать, ― Степан подошёл к своей подопечной, и ей почудилось, что сейчас он уведёт её отсюда насильно.

Девочка обратила на неё внимание, пристально рассмотрела за беглые секунды, не снимая улыбку. Затем поделилась с ней своим благосклонным и мелодичным: «Добро пожаловать, милочка», от которого той не стало легче. Вася чувствовала потребность поскорее выйти из ступора и убраться подальше от лестниц, Каренина и вот этих властных глаз, ради чего-то её оценивающих.

– Но пока выдалась возможность, Василиса, познакомься, ― произнёс детектив. ― Наталья Огнецвет. Первое лицо Фемиды и справедливости посмертия.

Впечатлительная память Василисы Снегирёвой была создана для времён более приятных и счастливых. Она фиксирует информацию в два столбика: первый ― то, что её волнует, второй ― то, где нельзя допустить ошибку. Первый ― для предпочтений, второй ― для порядков, в которые необходимо вписываться и не вызывать осуждение, начиная с норм речи и заканчивая особенностями поведения.

Вася помнит не умом, а сердцем. И то, что ей не нравится, не остаётся с ней и после тысячного повторения. Так и копится первый столбик, готовый удержать немыслимо много цепляющих вещей. Но сердце это боится просчётов, и вот так копится столбик второй.

Вот какие порядки Постскриптариума она успела усвоить.

1. На одежде нельзя акцентировать внимание вслух за исключением случаев, когда наряд удался. С везением стоит поздравлять, а на невезение не обращать внимание.

2. Улыбающиеся друг другу Эгида и Фемида не озвучивают в лицо все свои мысли. Поэтому, как бы детектив ни клянчил свою любимую откровенность, она не везде приветствуется.

3. Спрашивать о принадлежности к конкретному углу и о том, как человек вообще очутился здесь, неуместно. А лучше вообще учиться читать историю по внешнему виду. Но в комментариях стоит соблюдать осторожность. Тот, у кого есть желание поделиться, сделает это по своей воле. Всё сомнительное можно сказать разве что детективу, который не склонен осуждать.

4. И обсуждать особенности чьей-то участи у него за спиной тоже не совсем приемлемо.

5. Несмотря на правило обращения ко всем на «ты», не стоит верить во всеобщее равенство.

Логика этих принципов вполне доступна и понятна, но третий и четвёртый пункты огорчали. Выпытать у кого-нибудь, как в треугольнике оказался ребёнок, а потом и возглавил элитное общество борцов за справедливость, выглядело для Васи такой же важной миссией, как знакомство с самим треугольником. Но собраться с хилой храбростью и задать вопрос Степану у неё не выходило.