Место это выбрано неслучайно. Против Охотского перевоза Алдан течет одним руслом, и здесь ширина реки достигает не более трех сотен сажен. На большие лодки, называемые карбасами, грузят до сотни пудов. Их тянут бичевой вверх, а затем по течению веслами быстро перегоняют на другой берег. Большая вода и течение наилучшим образом способствуют этому.

Поселение, хотя и пустует в нынешнюю лихую годину, но суть ее для сухопутного пути неизменна: самый сложный участок тракта начинался от Бельской переправы. Поэтому здесь, на берегу реки Алдана, путешественники останавливались на короткое время для отдыха и накопления сил. Можно сказать, своего рода ямщицкий стан, где меняли лошадей и имелись станционные служители.

Струги Шестакова прошли мимо Охотского перевоза. Скоро откроется устье реки Мая, там ватага и отдохнет, а за тем уйдет вверх по реке. Впереди еще месяц пути. Надо подняться в верховья реки Мая, далее следовать по Юдоме до Юдомского креста, откуда дорога расходилась надвое. Ежели груза невелико, то сподручнее – по сухопутью до самого Охотска. Дорога нетяжелая и много короче, ну а ежели с грузом – то волоком двадцать верст к верховьям реки Урак. По ней спускались к Ламскому морю до Уракского плотбища, а далее вдоль морского берега до Охотска.

Мелкие речные суда с грузом обычно тянули на этом участке – около двадцати пяти верст – бечевой вдоль берега. Здесь он песчаный, и по отливу идти довольно легко.

Небольшой легкий ветерок, дувший вдоль берега к Охотску, доставил прибывшей экспедиции много радости, облегчая тяжелую работу служилым людям на конечном участке пути.

К концу августа 1729 года все грузы и люди во главе Шестакова прибыли в Охотск. После таежных дебрей величественный простор моря всегда смотрится неожиданно и завораживающе, вызывая даже у загрубевших казаков почти детскую радость. Но, несмотря на это, Охотск выглядел бледно. Вытянувшись в линию по низменному песчаному берегу Охотской кошки, редкие строения среди гуртов черного древесного мусора казались серыми и безликими. Растущий по берегу мелкий кедровник, искореженный морскими ветрами, едва ли скрашивал пейзаж. Лишь в стороне виднелись сопки, поросшие лесом. Но картина менялась, когда в поле зрения попадали четыре вооруженных судна под российскими флагами.

С легкой руки Петра Охотск стал первым и пока единственным портом на берегу Ламского моря; по царскому указу адмирал Федор Матвеевич Апраксин направил сюда архангельских мореходов.

В свою бытность двинским воеводой Апраксин хорошо запомнил фамилии потомственных мореходов или, как их там называли, кормчих, поэтому без труда отобрал лучших из числа поморских рекрутов, что направлялись матросами на Балтийские корабли.

Он не покривил душой перед императором: призвал в Охотскую флотилию лучших. В нее включили кормщиков Никифора Треску, Кондратия Мошкова, Якова Власова-Невейцина, Ивана Бутина, Григория Березина. К ним присоединили и голландца-матроса, взятого в плен на шведском корабле, Генриха Буша. Были направлены в Охотск и корабельные мастера Иван Каргополов, Кирилл Плоских, Варфоломей Федоров и Михаил Кармакулов.

Суровый наказ был дан императором:

– В случае удачи обещать всяческие награды, чины и богатства, а ежели не сыщут морской ход на Камчатку, то быть в смертной казни без всякого милосердия и пощады.

Поморское слово гласит о мореходах: «Кормщику сердце крепкое надоть, вся печаль промысла морского на нем, по нему на море живут».

Кормщик был и за штурмана, и за капитана. Уже через год после прибытия в Охотск, в 1716 году, была построена лодия «Восток». В тот же год ушли поморы в Ламское море и проведали путь на Камчатский нос. Кормщиком пошел самый опытный из поморов Никифор Треска. Ничего тогда было ему неведомо о Ламском море – ни расстояния, ни течения, ни ветра, только компас указывал на восток. Великими трудами и лишениями был совершен первый морской ход на Камчатку, положивший начало морскому делу на дальнем восточном порубежье государства Российского.