– Вы, Иван Кириллович, глубоко правы! Названные вопросы очень важны, и решать их надо спешно, – с готовностью согласился адмирал Сиверс. – Слышал я от английского капитана, чья шхуна ныне стоит у меня в Кронштадте, что в их адмиралтействе поговаривают о морской экспедиции к северным берегам Тихого океана. А это означает, что если они опередят в съемке наших и прилегающих к нам восточных земель, то мы, господа, не только ничего не приобретем, но можем лишиться и собственных территорий. Тогда лишь воинскими баталиями сей вопрос решать придется.

– Экспедиция Витуса Беринга, снаряженная Петром Великим, второй год как на пути в Охотск, – продолжил сообщение секретарь. – От нее начали поступать первые известия, точнее, одни только жалобы и просьбы о помощи.

– И на что Беринг жалобится? – полюбопытствовал адмирал. – Здесь, на Балтике, он тоже не отличался особой смелостью и терпением. Хотя офицер исполнительный.

– А вы знаете, на все жалуется – на снабжение продуктами, на нерасторопность тамошних воевод, на морозы, опасность со стороны воровских людишек, особенно инородцев. Прочитав его отписки, я углядел в них полную нерешительность и, если хотите, отчаяние, – Иван Кириллович замолчал, ожидая реакции присутствующих.

– Но, насколько я знаю, в его команде такие блестящие офицеры, как лейтенанты флота Шпанберг и Чириков; подобным храбрецам сам черт не ровня, – напомнил адмирал Сиверс. – Они вполне могут показать пример храбрости и чести.

– Князь Алексей Михайлович! – обратился секретарь Сената к Черкасскому, которого изрядно утомили велеречивые реплики адмирала. – Вы сами долгое время пребывали в Сибири на посту губернатора и, следовательно, более сведущи о тамошних диких инородцах. Неужто нашим солдатам, вооруженных фузеями, они опасны?

– Как же, как же! Наслышан от воеводы якутского и анадырского приказчика! Есть там народец – казаки его чукчами прозвали, а их землю – Чукотским носом. Ту, что у самого восточного моря, на краю земли. Река немалая Анадырь через тот нос протекает. Сладили казаки острог, оказавшийся в центре тамошней немирной землицы. С виду чукчи напоминают самоедов, что по северным полуночным землям живут, но те – народ смирный, а эти дюже люты. А насчет фузей, извините! Казаки анадырские, кроме самопалов старых, ничего не видели.

– Господа! У меня в приемной находится некто Афанасий Шестаков. Он долгое время служил в Якутске тамошним казачьим головою. Сей казак подал челобитную в Сенат и теперь дожидается решения. В челобитной излагает прожект приведения тех земель в покорность Его Императорскому Величеству.

– Что за новость? – недовольно фыркнул адмирал. – Никак нынче мужики взялись государственные дела править. Следует его высечь да отправить обратно в Сибирь!

– Вы, адмирал, не горячитесь! – успокоил его князь Черкасский. – К таким казакам надо прислушаться! Он про Сибирь более других знает, и не понаслышке.

– Более скажу! Казак грамотен и приложил карту тех земель, с островами и землями, о которых я как главный географ империи даже понятия не имею, – добавил Иван Кириллович, раскладывая на столе карту Шестакова.

Адмирал Сиверс с нескрываемым любопытством склонился над картой, где многие надписи были весьма необычны.

– Такое трудно сочинить! Но заметьте, нет ни одного геодезического замера.

– К сожалению, тамошние мужики, как, впрочем, и архангельские поморы, сим высоким наукам не обучены.

– Ну что, господин секретарь Высокого Сената, показывайте своего мужика. Весьма любопытно взглянуть, – примирительно молвил Сиверс.

В кабинет Ивана Кирилловича Кирилова вошел якутский казачий голова Афанасий Федотович Шестаков. Под пристальными взглядами сановитых вельмож он проследовал в центр просторного, богато убранного помещения и остановился. В его поведении не чувствовалось ни раболепия, ни растерянности. Для человека, с детских лет привыкшего к опасностям и неожиданностям, эти чувства неведомы. Его более беспокоили мысли присутствующих людей, от которых сейчас зависела судьба его помыслов, и тех, кто остался на далеких окраинных берегах. Его состояние походило на напряжение охотника, неожиданно оказавшегося вблизи хищного зверя и замершего до мгновения, когда тот проявит себя либо миром, либо свирепой атакой. Чем раньше уловишь этот момент, тем больше шансов выйти победителем. Но здесь все считали себя охотниками.