В коридорах уже не было столпотворения, никто не бегал, новых раненых не привозили. Поднявшись обратно в ординаторскую и не обнаружив никого, сразу пошел в кабинет начальника госпиталя, чтобы узнать, какие распоряжения будут на сегодня.

Полковник был на месте и, судя по еще дымящейся на столе чашке кофе, тоже совсем недавно проснулся. Правда, был он уже не один.

– Здравия желаю, господин полковник, – военные приветствия были среди врачей нашего госпиталя не приняты, но когда рядом посторонние, лучше быть начеку.

– Привет, Билл, – похоже, все было нормально, так что строить из себя прилежного вояку совсем необязательно. – Познакомься: Кэрол Валентайн, военный корреспондент «The Times», прибыла к нам для создания серии репортажей об американских вооруженных силах, нашем госпитале и о Миллере, конечно. Ты же уже слышал, что он прибыл вместе со своим оркестром?

– Очень рад, разрешите представиться: майор Вильям Джонс, военврач и заместитель господина полковника, – я слегка улыбнулся, посмотрев в глаза этой милой и еще совсем молодой девушки, сидящей за столом полковника с ручкой и тетрадкой, как студентка-отличница. – Да, не только слышал, но и беседовал ночью с Миллером, а до этого оперировал его трубача, а вы, видимо, тогда еще были в операционной и разминулись с ним.

– Кэрол, – просто ответила она и посмотрела куда-то сквозь меня, в сторону коридора. То ли ей был неинтересен именно я, то ли было очень интересно что-то другое, находящееся там, за дверью – этого я не понял.

Из дальнейшего разговора я узнал, что кроме своих прямых обязанностей врача и экстренных вызовов в госпиталь, которые случались почти каждый день, теперь мне еще предстояло помогать мисс Валентайн в ее нелегком деле.

Как оказалось, приступать мы должны были немедленно, и я мысленно обрадовался тому, что позавтракать решил до визита к начальству, а то так и остался бы голодным. Первым делом я провел Кэрол по всем трем этажам госпиталя, рассказывая, где проходят операции, где восстанавливаются раненные, где находится перевязочная и где отдыхают врачи и медсестры, как поступают и хранятся медикаменты и все прочее в таком духе.

Уже через десять минут напряженного молчания с её стороны, я четко осознал: всё, что я говорю, мою собеседницу совершенно не интересует.

– Мисс Валентайн, вам это не интересно? Вы хотели бы узнать что-то другое?

– Простите, сэр, но я не хочу писать репортажи с войны, в которых бы описывался температурный режим хранения пенициллина, – она говорила не с вызовом, не с упреком, она просто констатировала факт, и никакого отношения ко мне это не имело.

– Что же тогда вы хотите увидеть? – я немного растерялся, не зная, что же ещё может заинтересовать столь молодую особу с кудрявыми светлыми волосами и слегка вздернутым носиком.

– Я бы хотела быть здесь, когда случится очередной авианалет, чтобы рассказать не только про устройство госпиталя, но и показать, как вы все здесь реально спасаете жизни наших солдат и гражданских. Я хочу провести читателя от места и момента трагедии, через операционную и палаты до выздоровления или смерти, – глаза девушки просто сияли праведным огнем, похоже, она очень ярко представляла себе всю картину происходящего и действительно знала, как обо всем этом написать, чтобы задеть читателей за живое.

– Не думаю, что вам стоит видеть то, что здесь творится в такое время – тут очень много раненых, окровавленных людей, крики и стоны доносятся отовсюду. Чтобы к этому привыкнуть нужно время. Много времени. Иначе у вас просто может быть шок и вы свалитесь без чувств. Да и опекать вас никто из врачей в такой ситуации не сможет – все будут заняты настолько, что некогда будет лишний раз вздохнуть, не то что интервью давать.