− Да. Люблю, − ответила она. – На веки вечные.

− Я у твоих ног, Элиас. На веки вечные.

Она целовала его шею, лицо, глаза. И эта простая ласка сводила Бартлетта с ума. Знала ли, понимала ли, что сейчас имеет над ним полную власть? Что сказанные им слова «я у твоих ног» были буквальными?

Его никогда не прельщали девственность и неопытность. Но только не сегодня. Что с ним сделала эта девочка? Боже, за какие заслуги послана ему такая награда?

Они долго не могли оторваться друг от друга, долго шептали ласковые слова друг другу, а после − долго лежали, обнявшись, на дощатом полу укрытой от посторонних глаз беседки.

− Элиас, вечерняя заря занимается, − поправил он ее разметавшиеся волосы. – Скоро вернутся твои родители.

− Не хочу, чтобы ты уходил.

− Буду завтра. Обещаю. Я собираюсь поговорить с графом Морлимером.

Он подал ей платье и спросил:

− Элиас, а что ты делала у оврага, тогда, три года назад?

− Хотела на лед посмотреть. Никогда снега и льда не видела. А в округе болтали, будто овраг замерз. Вот и посмотрела. Еще и Лору подговорила со мной отправиться.

При воспоминании о том страшном дне девушка привычно замкнулась.

− Ты не знала, что аспиды появляются там, где лед? – ласково погладил он ее по щеке.

− Не знала. Отец сказал только, что ходить к оврагу нельзя, а почему не объяснил. Думал, я не ослушаюсь. А у меня возраст такой был, не слушаться, понимаешь?

− Понимаю, − опустился он перед ней на колени и одел на ее ножки нарядные туфельки.

Дома Элиас ждала записка от Илоны.

«С нетерпением жду объяснений», − писала подруга. – «Рид выглядел огорченным. А Хендрик так и не подошел, хотя знает, что хромота не сильно беспокоит меня в танце. Он весь вечер увивался за Калиной Вьен. Зачем ты променяла Рида на Бартлетта?».

Никто меня не поймет, − досадливо смяла Элиас исписанный листочек. – Разве что, папа.

Бартлетт появился уже наутро. Она только и успела, что умыться. Услышала знакомый голос и помчалась в гостиную, не потрудившись даже расчесать волосы.

В гостиной расположились князь и ее родители. Фелиция, естественно, выглядит с иголочки. Естественно, смотрит на дочь с неодобрением. Элиас поняла, позже ее ждут нравоучения по поводу подобающего внешнего вида леди.

Она хотела кинуться к нему, обнять, целовать, но благоразумно сдержалась.

В ее присутствии я превращаюсь в желе, − думал Бартлетт, глядя на самую восхитительную девушку на свете. И что удивительно, ему это нравилось.

− Прошу меня извинить за столь ранний визит, − все-таки заставил себя князь оторвать взгляд от Элиас и начать говорить. – На юге вторжение. Король собирает войско. Я вынужден ехать немедленно.

− Ехать? Немедленно? – расстроилась молодая графиня.

− К сожалению, да. Но я не могу уехать, не сделав того, что собирался сделать.

Надежды Фелиции на то, что князь не воспринял ее дочь всерьез, не оправдались. Хотя, надо признать, женщине импонировала его решительность. Накануне они с Франки вернулись слишком поздно, и она не успела разузнать, навещал ли Бартлетт ее дочь. Но, судя по горящим глазам последней, он был здесь.

− Граф Морлимер, − продолжал Мюрай. – Прошу руки вашей дочери.

− Я согласна! – выпалила Элиас.

− Элиас! – строго одернула ее Фелиция. − Леди не пристало так открыто выражать свои эмоции.

− Но, если я рада, почему должна скрывать это? – возмутилась дочь.

Франки громко рассмеялся.

− Предполагаю, отказ неприемлем, − сказал он. – Иначе моя дочурка, чего доброго, устроит голодную забастовку.

− Обещаю, что буду заботиться об Элиас, − шагнул Бартлетт к девушке.

− Позволь?

Он надел на ее пальчик колечко с розовым камушком.