За час соорудили волокуши и, впрягаясь, волокли сразу по паре трупов. Детей на улицу не выпускали, те так и сидели в центральном зале корчмы. Почти все они за эту ночь стали сиротами.

Пан хотел себе захапать «Императора», который Константин так и оставил на боку Авии, но не вышло. И потом возмущался, что Воронцов разбазаривает имущество, зачем покойникам оружие и ценные вещи?

– А давайте, Ваше сиятельство, его шлепнем, – неожиданно предложила Лара. Взгляд у женщины был уставший, колючий и неприятный, глаза сузились, словно она прицеливалась в толстяка-лавочника. Голос звучал холодно и равнодушно. – Сколько лет, тварь, нам у всех кровь пьет, – продолжила она, – ничего кроме выгоды не видит, все втридорога, приходится заказывать тем, кто в город ездит. – Она решительно скинула с плеча карабин и передернула затвор. – Да простят меня боги.

Константин сделал шаг и встал между стволом и целью.

– Не надо, Лара, – отведя ствол рукой, попросил он. – Скоро вы с ним навсегда расстанетесь. Может, Пан и плохой человек, но я не позволю вот так просто его убить.

Женщина кивнула и посмотрела на толстяка, который обливался холодным потом.

– Живи. Скажи спасибо Его сиятельству, а то я бы тебя точно стрельнула. Но прав Константин Андреевич, рук у нас не хватает. Замечу, что у мертвых воруешь, я тебя точно шлепну, и без костра оставлю. Понял?

Толстяк активно закивал и опасливо отодвинулся подальше от Лары, а здоровенный трактирщик с окладистой бородкой показал лавочнику мощный кулак. Больше подобных вопросов не возникало. В полдень все уцелевшие собрались возле поленницы и затянули тягучую погребальную песнь. Лара, как выбранная старшая, швырнула в основание факел, и стоило песни смолкнуть, как огонь, ярко вспыхнув, почти мгновенно прогорел, а на месте поленницы осталось только черное выжженное прямоугольное пятно.

– Ваше сиятельство, – слегка поклонившись, произнес хозяин трактира, которого звали Димом, – вечером тризна будет, нужно достойно сопроводить защитников наших, храбро дрались, честно головы сложили. Вы придете?

Константин кивнул, сил говорить не осталось, а дел еще было много. Он развернулся и отправился выполнять вторую часть работы – нужно было собрать трофеи с тварей, которые так и валялись у ворот. Правда, опыту у него не было. Тут выручила Лара, она подошла и несколько минут наблюдала за тем, как Воронцов мучается, пытаясь отпилить когти чертика-резуна. Затем ушла и спустя пять минут вернулась с туго скатанной кожаным чехлом, в котором оказалось очень много полезного – и устройство для удаления костей и зубов, специальный нож для снятия шкуры, и ложка для выковыривайся глаз. Лада, посмотрев на все это, развернулась и удалилась. Судя по ее зеленоватому лицу, от этого зрелища ее начало мутить. Константин проводил его взглядом.

– Думал, притерпелась, пока трупы таскали, ан, нет. Ладно, Лара, показывай, как и что.

– Странный вы благородный, Ваше сиятельство, – заметила женщина, подвешивая арга на перекладину и делая на шкуре надрез, – ручки замарать не боитесь. Все бы такими были, людям бы жилось гораздо лучше.

Воронцов на это ничего не ответил, да и что тут скажешь? Боярин-то он липовый.

Женщина сноровисто начала снимать шкуру с твари, та была невелика размером, весила килограмм сорок. Лара сделала надрезы в нужных местах, а потом рывком содрала шкуру, как с кролика, правда, ее сил хватило только на половину, но женщина надрезала крепкие волокна, и вторым рывком закончила свежевание.

– Ваше благородие, а с сердцем что делать? Еще немного – и пропадет.

– Нет у меня возможности его хранить, – задумчиво произнес Константин. – Если у тебя есть средства, забирай.