Тарас рычал, таскал гаденыша по всей квартире, тыкал разбитой мордой во все, что встречалось на пути, разбивал ею стеклянные дверцы шкафов, попытался разбить коробку электрогриля, оставив ее политой кровью и с парой белых комочков выбитых зубов, напоследок примерился и мощно швырнул головой в экран телевизора.

Раздался мощный хлопок. Гаденыш тонко завизжал и умолк. Запахло горелым мясом. Он завис головой в черной коробке, стоя на коленях и бессильно уронив руки.

Тарас обернулся ко второму:

– Ну, будешь говорить?

От его улыбки завизжала бы в страхе акула. Тот, бледный, дрожащий, почти мертвый от страха, смотрел выпученными глазами, его трясло так крупно, что губы шлепали, как у пса, что отряхивается после купанья.

– Ты все видел? – спросил Тарас.

Подросток судорожно кивнул. Тарас поинтересовался:

– Понял, за что?

Кивок снова, но Тарас спросил неумолимо:

– За что?

– Он кого-то, – прошептали бледные губы, – обидел из крути…

Тарас почти лениво ударил его тыльной стороной ладони. Губы лопнули, а щеку раскровенило твердыми, как копыта, костяшками суставов. Подросток не осмелился даже утереть кровь, смотрел умоляюще.

– Неверно, – ответил Тарас. – В Интернете никогда не угадаешь, кого обидел. Понял? Ты можешь погадить на сайте безобидной старушки, а она окажется одноклассницей бабушки вожака долгопрудненцев или генерала ФСБ. И тот и другой одинаково помогут, понял?.. Повтори, что понял?

Окровавленные губы прошептали:

– Что опасно…

– Верно. Что опасно?

– Опасно задевать…

– Тоже верно. Кого опасно задевать?

Разбитые губы шевелились так долго, что Тарас снова приготовился садануть, но на этот раз уже так, чтобы мозги расплескались по стене, начали в самом деле злить эти мелкие пакостники, но гаденыш наконец выдавил из себя:

– Всех опасно…

Тарас кивнул:

– То-то и оно. А не опасно – быть вежливым. За вежливость еще никого не били. Запомни! И другим перескажи. И скажи всем, что отыскать анонимщика в Интернете намного проще, чем телефонного террориста. А теперь…

Черноволосый ревел, его трясло, от него запахло мерзко, стало видно, как модные светлые брюки потемнели, намокли и потяжелели.

– Ах, – протянул Тарас, – так ты что-то плохо меня слушаешь…

Он ударил по лицу снова, на этот раз отпустив руку. Подросток рухнул на пол, а Тарас наступил на пальцы другой руки сапогом, услыхал вопль, хруст тонких косточек, улыбнулся так, как могла бы улыбаться сама смерть.

– Какой ты красивый, – проговорил он почти с нежностью. – Эх… И богатенький! Ишь какие штуки вам накупили! Рыжий, дай-ка мне вон ту монтировку.

– Это не монтировка, – ответил Дмитрий.

– Все равно дай!

Подросток смотрел расширенными от ужаса глазами, а Тарас замахнулся, стальной прут мелькнул и с силой опустился точно на разбитые губы. Брызнула кровь, зубы с хрустом провалились в рот, пара осколков вылетела и покатилась бело-красными комочками по полу.

Красная пелена спала с глаз Дмитрия. Он почти с сочувствием смотрел на распластанного сынка хозяина квартиры. Тот скорчился на полу, правая рука с открытым переломом, все-таки зверь этот Тарас, на левой раздроблены пальцы, на полу лужа из разбитого рта, комочки выбитых зубов…

Валентин на прощание перехватил ножом телефонный провод, бросил на пол и наступил на коробочку сотового. Дмитрий и Тарас, что мобильный телефон заметил, но пренебрег такой мелочью, уже ждали у двери.

Валентин, оглянувшись, предупредил:

– Полчаса – ни звука. Иначе найдем снова. Хоть в Мексике.

От его холодного шипящего голоса стало страшнее, чем от оскаленной пасти Тараса.

Обратно спустились так же спокойно, как и заехали. Почтальон сбросил в лифте униформу, из подъезда вышли трое парней в просторных джинсах и рубашках, а вывернутая наизнанку сумка почтальона превратилась в ярко-зеленый туристический рюкзак.