Валентин с трудом оторвал взгляд от новичка, что осмелился бросить вызов ему, ветерану «каскадеров», шумно выдохнул, сел и демонстративно повернулся к телевизору.

Тарас вдруг сказал громко, стараясь разрядить напряжение:

– А я пойду давить этих жидов на хрен. Если наше руководство сопит в тряпочку, то мы имеем право брать закон в свои руки. А что, не так?

Он покосился на Валентина, заранее ощетинился, ожидал колкости или иронии, но тот ответил неожиданно мирно:

– Конечно, имеет.

Тарас громко ахнул:

– Вот видите? Даже это… этого проняло. Достало! У него тоже, видать, остались… э-э… остатки зачатков души. Может быть, даже русской души, хотя я тоже, глядя на его рожу…

Валентин вскинул одну бровь, смотрел с иронией, а когда Тарас на мгновение умолк, сказал очень мирно и вкрадчиво:

– Давай сперва прикинем. Хоть мы не генштабисты, но все-таки последствия просчитываем? Тем более что нам всегда большая самостоятельность дадена.

– Прикинем, – согласился Тарас. – Вот я вырежу пару их семей. Они поднимут вой, газетчики раструбят количество жертв… прибрешут, понятно, и уже завтра они побегут в Шереметьево с чемоданами. Пусть даже в тех чемоданах будет битком набито долларами, я даже отнимать не стану. А может, правда, и стану…

– Побегут?

– Побегут, – ответил Тарас свирепо.

Валентин обвел задумчивым взглядом комнату, полную этих злых парней, взгляд остановился на крепко сбитом спецназовце, рыжеволосом, как ирландец, и сложенном, как англичанин со старых карикатур. Тот сидел с отрешенным видом, глядел не в телевизор, а мимо.

– Костя!.. Костя, очнись. Ты слышал, о чем здесь речь?

Парень лениво повернулся:

– Что? А, так об этом каждый день говорят. Старые раны если не болят, то чешутся.

– Ты что-нибудь скажешь?

Дмитрий видел, как спецназовцы умолкают, все взгляды обратились к этому парню, которого он раньше не замечал вовсе. Тот видел, что все взоры скрестились на нем, сказал мягким убеждающим голосом, таким же рыжим, как он сам:

– Ну, ребята, вряд ли вам такое интересно… Не касаясь технических тем, я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Само по себе умерщвление пяти, двадцати или пятидесяти евреев столь же эффективно, как истребление тараканов с помощью молотка: ну, отложат тараканы чуть больше яичек… Ну-ну, Тарасик, не вскидывайся! И не надо на меня зверем. Я ж не говорю, что этого не надо делать вообще. Напротив, делать надо, но вся проблема выглядит несколько иначе.

Тарас сказал раздраженно:

– Ты кота за это место не дергай, не дергай! Говори по-человечьи.

– Одни и те же действия, – продолжил Костя так же мягко и почти вкрадчиво, – или очень похожие, могут вызвать совершенно разную реакцию в обществе… как российском, так и еврейском. Все зависит от того, как преподнести. Вы не подумали, что им самим выгодно симулировать погром? Причем с настоящими трупами! Ну, представьте себе, допустим, наш славный День десантника. Если не получится – предпраздничный день. Идеально – вечер субботы. Поздним вечером по московскому каналу проходит первое сообщение о том, что банда пьяных ребят в краповых беретах устроила погром в доме на окраине Москвы, где в коммуналке проживает мирная еврейская семья. А что, евреи не живут в коммуналках? Есть такие чудаки, что живут… Крупным планом: бедная полуразвалившаяся пятиэтажка. Крупным планом: жуткий разгром внутри. Подробно: лужи крови на полу. Очень крупно: кроватка, в которой лежал еврейский ребенок, голову которого разбили о стену. Долго, подробно: пятно на старых обоях, обои непременно веселенького цвета, но старые и отклеивающиеся, голос комментатора – «…кровь и кусочки мозга…». Ночью по НТВ – экстренный выпуск новостной программы. Женщина, закутанная в черный платок, «единственная оставшаяся в живых», захлебываясь от рыданий, рассказывает, как убивали ее мужа: «Он работал на стройке, вчера получил немного денег, пришел такой счастливый, мы хотели сегодня устроить маленький праздник…» – тут начинает выть в голос, ее успокаивают, и все по новой, обязательно с многократными повторениями, обязательно с бытовыми деталями: «…Тут они выломали дверь, я спряталась в ванную комнату, я слышала, как они его били, один из них орал, что так будут убивать всех евреев… он просил их отпустить его, но те только больше зверели… мучили его так долго… а-а-а!», снова рыдания. «Потом выволокли меня и… а-а-а!!!» Голос ведущего: «Мы пропускаем эту часть рассказа». Зато подробно, с обсасыванием деталей – сцена убийства ребенка. На следующий день вся сволочь начинает гудеть, как растревоженный улей. Выступление Антифашистского комитета. Выступление Раввината, в котором прямо заявляется, что этот погром – только начало, а затем следует ожидать всероссийскую резню. Запоздалое выступление Алексия II, осуждающего погромщиков. Вдохновенная речь Старохатской на митинге ДС, в котором призывает имперцев в порядке мести «поступить так же» с любой сотней семей российских специалистов за рубежом: «…Это единственный способ научить русско-советское зверье быть людьми!!!» Запоздалое выступление чинов из МВД, которые распишутся в полной неспособности найти и наказать погромщиков, что неудивительно из-за отсутствия таковых. Алина Баннер немедленно обвинит руководство МВД в том, что оно «…разумеется, не собирается искать русских бандитов, устроивших маленький акт геноцида прямо под нашими окнами. Но вина лежит не только на них, но и на всех нас. Ползучая язва ненависти к «лицам еврейской национальности» поразила наше больное, разлагающееся, люмпенизированное общество…». Речь еще на два часа, содержание известно. Выступление представителей партии ДВР. Публикация в газетах пространных заявлений никому не известных аналитиков, предрекающих страшные акты мщения со стороны «мирового сообщества», включая чуть ли не ядерный удар по Москве. Начинают приходить вести из Израиля. Их вице-премьер… забыл фамилию… ну, которого сняли за его людоедские проповеди, клянется на Библии, что за каждую каплю крови невинно убиенного еврейского младенца лично вырежет русскую семью военнослужащих в соседней Палестине; все начинают судорожно подсчитывать, сколько там этой самой крови во младенце – в любом случае получается много. В центре Иерусалима – многотысячный митинг, режут баранов, клянутся на Библии, призывают правительство к немедленному началу войны с русскими. Понятно, что они выступят как мальчики, за которых тут же вступится НАТО.