Настроение у него поднялось. Слышно было, он что-то напевает себе под нос. Ания бессильно сжала кулаки, чувствуя прилив ненависти к этому человеку. Каждой клеточкой своего тела, всей душой она ненавидела этого человека.

«Он ошибся… – твердила она себе. – Ошибся… Я не могла уже забеременеть от него… Нет! Нет! Это просто бессонная ночь, безумный вчерашний день… Не могла я… Это ошибка. Господи, за что?»

От бессилия и боли навернулись слёзы, и Ания в отчаянии не стала сдерживать их, расплакалась от жалости к себе, от того, что случилось с ней за эти несколько дней, как поменялась её монастырская жизнь, с чем столкнулась она и с кем. Шептала бессильные молитвы с немым вопросом и плакала. «За что? Почему? Почему со мной это всё?»

Уставшая от слёз и головной боли она заснула, проснулась позже и прислушалась. Топился камин. Ания вскинулась, сколько времени прошло? Её уже хватились? Поднялась, запахнулась в широкий мягкий халат, надела войлочные тапочки, залезла в кресло у камина и уставилась в огонь.

«Ну и пусть! Пусть всё будет так, как будет! Если беременная, ну и что… Может быть, хоть оставит в покое, наконец. А ребёнок? Ну и пусть. Ребёнок, так ребёнок… Что поделаешь. Жаль только барона Орвила, он лишится всего, отец лишит его наследства и титула… Что могу поделать я? Что вообще я могу здесь поделать? Кто я в этом месте? Кто я возле старого барона? Выгодное приобретение, мать будущего ребёнка? Большего он не видит. Ну и пусть!»

Появились горничная и камеристка. Ания поморщилась, никого видеть не хотелось. Камеристка, приставленная к ней супругом, ей не нравилась. Жена погибшего верного рыцаря, она нашла приют в замке барона Элвуда и служила господину верой и правдой. Ания была уверена, что эта женщина будет докладывать барону о каждом её шаге, она и сейчас уже следовала неотступно везде и всюду.

– Как вы чувствуете себя, миледи? – спросила первой, сразу же начиная разбирать спутанные волосы Ании на плечах.

– Оставьте меня, Кора. – Ания раздражённо передёрнула плечами.

– Скоро вернутся с охоты, будет ужин, вы должны быть со всеми, вас потеряют. Пора, госпожа. – Её пальцы больно дёргали за волосы, и Ания морщилась, терпя это. «Она должна…» Как же уже надоело это всё! Сколько можно?

Она кусала губы с досады, пока камеристка расчесывала её, укладывала волосы, одевала. Предстоял ещё один ужин, ещё один вечер, а потом – ещё одна ночь. Очередная.

Она справится. Она как-нибудь справится. Она найдёт в себе силы. Бог поможет ей в этом.

* * * * *

– Поймите меня правильно, – настоятельница прямо смотрела ему в лицо, – мы искали всюду, мы спрашивали везде, но… – Она безнадёжно развела руками.

Эрвин вздохнул с плохо скрываемым разочарованием. Даже в тёмной комнате прихода бегинок женщина прочитала эту тоску на его лице. Бедный мальчик.

– Не расстраивайтесь, всё образуется. Вы вспомните о себе, о своих близких. Всё будет хорошо. Всё в руках Господа, а он знает о вас, он поможет вам.

– Я знаю только своё имя.

– Это уже хорошо. – Матушка Гнесс улыбнулась, стараясь приободрить его.

– Я уже могу сам заботиться о себе…

– Вы торопитесь, Эрвин. Вам ещё рано думать о полной самостоятельности. Я понимаю, вы хотели бы уйти, самому заняться поисками своих близких. Но поверьте мне, не надо торопиться. Всему своё время. Вам надо окрепнуть и набраться сил. Идти куда-то вам ещё рано. Мы спасли вас, и мы несём ответственность за вашу жизнь. Это губительно для вас – ваша торопливость.

– Я не знаю… – Он снова вздохнул, плечи его поникли. – Я не могу ждать, я хочу действовать.

– Это ваша молодость. Я вас понимаю. Но нельзя торопиться.