Однако с внешностью Насти трудно было оставаться незамеченной, отчего и ходила она всегда в сопровождении брата.

Антон очень удивился, когда увидел её на пороге музея одну, да ещё вечером.

Стояла она в полутьме коридорчика, красивая, волнующая. Приучила-таки Жанна её к коротким одеждам. Но всё же взгляд, словно бы для пущей очарованности, отталкивался от самого низа, от бархатистости сапожек, возносившей к маленькой шубке телесную смуглость ног. Серебрился серый мех, на непокрытых локонах таял снег, а оливковые глаза то казались неожиданно чёрными, то обращались в зелёные перламутры, какими светятся спинки изумрудных жуков. Эта игра особенно очаровывала взгляд. Натыкину даже подумалось, уж не волшебство ли здесь какое!..

– Можно, я тут немного побуду?

– Ну, конечно! А где же ваш брат?

– Он дома. С Жанной. Не хочу им мешать…

– Так вот в чём дело! – заулыбался Натыкин. – Ничего удивительного…

– А я и не удивляюсь! – встала Настя, сделавшая перед этим шаг вперёд.

– Да не сердитесь! – подхватил её под локоть Антон. – Проходите. Будем чай пить. Я вам запретный кипятильник покажу.

Они расположились в его комнатке за маленьким столом.

– Вот, опускаем эту штуковину в трёхлитровую банку с водой, – демонстрировал Антон, – подаём электричество, ждём…

Настя, сидя напротив, внимательно наблюдала за пузырьками, поднимавшимися от спирали на поверхность воды, которая закипела очень быстро, так как Натыкин использовал киловаттный кипятильник.

К чаю у Антона нашлась только пачка печенья «Юбилейное».

– Откуда же мне было знать, что вы придёте в гости.

– А я как раз очень люблю печенье, – протянула она руку к тарелочке с угощением. – Особенно фабрики Эйнем.

Натыкин вопросительно посмотрел на неё.

– Это в Москве, – пояснила Настя. – На Берсеньевской набережной.

– А, – догадался Антон. – «Красный Октябрь»… Там теперь нет никакой фабрики.

Настя откусила кусочек печенья и отпила из кружки, на которой красовалась надпись «Boss».

Натыкин, конечно, любовался ею, но не смел и думать ни о каких других отношениях, кроме дружеских. Впрочем, в дружбу с женщиной он тоже не верил. Да ещё и женщина была… неземная, что ли…

А Настя, словно бы ощутив смятённость его чувств, спросила напрямую:

– Я вам совсем не интересна как молодая женщина?

– Очень интересны. Но вряд ли я могу рассчитывать на взаимность… По разным причинам… Значит, отношения наши обречены быть нейтральными с уклоном в дружелюбие.

– Вы так думаете? Мне нравится ваша прямота. Иногда вы грубоваты… А подчас вообще бываете хамом! Как бы нелепо это ни звучало, но мне за этим видится смелый человек! А такие люди мне импонируют с юных лет! Судите сами: мой отец – генерал, воевал ещё корнетом на Балканах, мой брат подпоручиком сражался с японцами. Правда, мой муж был из штатских…

– Муж? – изумился Натыкин.

– Муж, – подтвердила Настя. – Я успела побывать замужем. И даже овдоветь… Никанор Дмитрич был в летах, но достойнейший человек – тайный советник и прочее. Что вы удивляетесь? В наше время брак молоденькой девушки с солидным мужчиной был не редкостью.

– Настя, я этому нисколько не удивляюсь! В наше время такой брак тоже не редкость! Но фамилия! Почему вы под девичьей фамилией?!

– Вовсе нет. Просто Никанор Дмитрич – очень дальний наш родственник, потому и однофамилец… Но вы меня уводите в сторону. Я вот всё думаю, что мне дальше делать? Не завтра, не послезавтра, а вообще. Мне двадцать два года… было.

– И есть, – уточнил Антон.

– Я, по сути, ещё не жила. Вышла только замуж, через год овдовела, а потом – всё… Теперь мне выпал второй шанс. Как всякая женщина, я хочу семью, детей… И боюсь. Боюсь, что меня опять не станет – по словам Фёдора Леонидыча это вполне возможно. Я же как бы не совсем земная женщина (Натыкин вздрогнул: раньше ему на ум пришло это же слово!). Да и возможно ли рисковать благополучием близких?!