Чем меня всегда поражал «Мак», так это тем, что в него слетались на огонек самые занудные семьи, живущие окрест.

Зашуганные дети осторожно жевали остывающие гамбургеры под аккомпанемент родительских наставлений, как именно следует вести себя в приличном месте. Предки тоже как на подбор: такое ощущение, что они вступили в брак исключительно от отчаяния. С такой внешностью и темпераментом найти сексуального партнера посимпатичнее, наверное, очень и очень непросто. Прикалывало представлять, как эти люди занимаются сексом. Картина вырисовывается настолько унылая, что я невольно вспоминаю болотных жаб, на много часов застывающих в сосредоточенном и неподвижном совокуплении.

Маринка отвалила в туалет, а я, взяв коктейль и огромный бутерброд, плюхнулся на отдельно стоящий стул и принялся жевать чисбургер, запивая хавчик купленным в соседнем ларьке пивом. На претензию молодого прыщавого сотрудника этой тошниловки, что у них пиво не пьют, я отослал его… нет, не туда, а к статье Конституции, гарантирующей мне свободное перемещение по всей территории страны, будь я с пивом или без.

– Тогда я вынужден позвать менеджера, – этот ублюдок начал звереть от своей беспомощности, но выйти за рамки профессиональной этики ему мешала боязнь остаться без ежемесячной премии, которая держала его, словно поводок собаку.

– Зови. А я напишу в жалобную книгу, что ко мне приставал сотрудник-извращенец, – я посмотрел на его рожу, но был разочарован, в ее выражении ничего не изменилось, корпоративная структура оставляет от человека лишь шелуху, полностью вытравливая личность. – Вот что, когда моя девушка вернется из туалета, я встану с этого стула и уйду. Кстати, ты знаешь, зачем нужны девушки? – Его глаза засветились мелочной блядской злобой, ему страшно что-то мне сделать, но если меня привяжут к стулу, он ногтями сдерет с меня кожу. – Так вот, тогда я и уйду, а пока отвали.

Я откусил от бутерброда еще один кусок и положил остаток на стол. Маринка уже возвращалась. Она выпила свой коктейль, и мы направились к выходу, оставив бедолагу стоять посреди зала. Сейчас он пойдет к братьям по корпорации жаловаться на отвратительно бескультурных клиентов.

Однако отойти от «Мака» далеко нам не удалось. Перед нами нарисовались три горячих южных парня. Классические отморозки, уже поддатые и агрессивные. Их заводила смотрел мне прямо в глаза. Одет по классической моде турецкого Armani: дешевые спортивные штаны, лакированные ботинки, кожаная куртка и некогда белая рубашка в пидерастичных рюшечках.

– Сюшяй, братн, сигарэткю дай.

– Нет у меня, – отрезал я, чувствуя, как злость во мне просто-таки уже кипит. Сначала чмошник в Маке, теперь эти…

Я почувствовал, как Марина вся напряглась и прижалась к моей руке.

Если они сейчас отстанут, все нормально. Если прицепятся к Маринке, то начнется…

Голос подал малорослый небритый ублюдок слева. Судя по прикиду, он одевается у другого кутюрье: неглаженые брюки, кроссовки и пиджак поверх свитера.

– Какой дэвюшк! Сэводня дэнь любви, ляпочка моя!

Он придвинулся к ней ближе, сейчас, блядь, распустит руки.

– Это моя девушка, не лезьте. Сегодня праздник, давайте не будем напрягаться, – я пытался, видит бог, уладить все мирно.

– Слюшай, а что, те не нравится с нами, да? – с понтом обиженно взвыл средний.

Третий пока молчал, но смотрел на всю сцену полными предвкушения хищными глазками.

– Че чиста, братн, слюшай, я те не нравлюсь, скажи, да? – хачик изобразил на роже обиду.

Второй ублюдок начал лезть к Маринке, ее сопротивление его только веселило. Драться бесполезно, отступать некуда.