«Ребенок с большой буквы» не существует: существует личность, переживающая пору своего детства, личность, которая, по сути, уже есть то, чем будет всегда.

В процессе психоанализа можно выявить воспоминания о том, что было задолго до трех и даже до двух лет. Что не высказано, не выражено, о том не может узнать «наблюдатель»; невыразимое то, что важнее всего во время беседы, недоступно его влиянию. Это так же, как в разговоре двух людей.

Игра идеологий, и переживших пик популярности, и уже развенчанных, впечатывает в сознание людей бредовые идеи, в том числе и в области медицины и гигиены: все хорошо или все плохо. Например, о родах без боли некоторые говорят: «Нет, об этом не может быть и речи!», а другие: «Только так и никак иначе!» – и тащат отца присутствовать при родах, невзирая даже на его чрезмерную впечатлительность. От этих «единственно верных» рецептов надо избавляться, как и от самих подобных идеологий.

То же самое с так называемым новым воспитанием, которому также не чужды иллюзии. Педагогические эксперименты всегда основываются на полярных противоположностях. В общем-то, каждый раз берут две группы детей и объявляют: поскольку нам неизвестно, куда мы идем, поместим группу в условия полной вседозволенности, а вторую будем воспитывать розгой, как иезуиты.

Психологи изучают внешнее поведение, забывая о том, что человек необыкновенно сложно организован психически, бессознательное в нем тесно связано с эмоциональным, и эту психическую организацию невозможно высказать словами, ее истинное устройство непознаваемо для другого человека. Внешнее поведение ничего не говорит об исследуемой личности и о том, какие чувства она испытывает.

К тому же возникают опасения, что нынешнее изобилие книг, энциклопедий и сборников советов по воспитанию наталкивает современных родителей на соблюдение всевозможных норм и правил. Вернее было бы сказать – чудодейственных рецептов. Такое психологическое воздействие также не свободно от иллюзий: ведь предлагаемые системы воспитания полностью противоречат одна другой; молодых родителей не учат приноравливаться, интерпретировать, прислушиваться к своей интуиции: вы сами родили вашего ребенка, он ваш, и поскольку вы – это вы, будьте правдивы, скажите ему словами то, что вы чувствуете, – больше всего ребенок нуждается в вашей искренности. Сам современный язык становится все более понятийным, абстрактным. Может быть, это и есть гибель цивилизации.

Что если регресс космоса, о котором толкуют физики, сопровождается регрессом человеческой психики? Или вырождение психики – это вывод из мнимого наблюдения, не реальность, а всего лишь проекция?

Иллюзии на темы добра и зла проявляются даже у лучших эссеистов. Следует уточнить выводы Элизабет Бадентер[107]о том, что в XVII веке не существовало материнской заботы. Вопреки модным ныне рассуждениям отношение к детям не было столь жестким.

Письменные свидетельства доказывают, что многие горожане и горожанки окружали своих детей непомерной заботой, вполне сравнимой с сегодняшней, и с теми же недостатками (чрезмерное обожание, проекция взрослого, уподобление игрушке), и задавались теми же вопросами: есть ли у ребенка душа? А если есть, следует ли ее формировать?

Ариес демонстрирует более тонкий подход, чем Э. Бадентер, различая «чувство детства» и «привязанность к ребенку» (см. цит. соч. С. 117 и 313). Но утверждение, что материнское чувство возникло лишь в XIX веке, было бы чрезмерной схематизацией. Исторически это неверно: разумеется, можно объявить нетипичными многие известные нам проявления такого чувства в прежние времена, но сегодня в нашем обществе тоже легко отыскать сколько угодно примеров, идущих вразрез с современной модой, согласно которой ребенок – это центр; легко доказать, что немало людей обращаются со своими детьми, как в средние века или в XVII веке (например, в Движении за освобождение женщин раздаются голоса, требующие, чтобы отказ женщины от материнства после рождения ребенка рассматривался не как бесчеловечный и безответственный поступок, а как ее естественное право). Так что приходится уточнить наши представления: получается, что отношение взрослых к детям практически то же, и фундаментальных изменений не произошло.