, дети самых бедных, незаконнорожденные, у которых не было никакого будущего. Сыновья знатных людей, признанных вождей не испытывали потребности повысить свою значимость с помощью школы, чтобы быть признанными обществом. Им достаточно было престижа имени и власти, принадлежавшей их касте. А для обездоленных единственным шансом социального роста было согласие получить образование, которое давали черным детям французские оккупанты. Чернокожие ученики, обучавшиеся в школах, где преподавание велось на французском языке, стали хозяевами страны. Эта школьная сегрегация, отодвинувшая старую элиту, обладавшую наследственным правом, легла в основу настоящей социальной революции во франкоязычной черной Африке. Как в средневековой Франции.

Открытие школ, где преподавали клирики, было для церкви средством подсчитать свои стада, взять в руки овечек с самого детства. В самом деле, клирики принимали только тех учеников, которые носили христианские имена, данные при крещении. На то имелись внутренние политические причины: как контролировать прилежание, если нельзя звать каждого ученика по имени? Вплоть до империи Каролингов детей не спешили крестить: достаточно посмотреть на купели, которые были размером чуть не с ванну. Они предназначались явно не для новорожденных, а для детей, которые уже успели подрасти.

Но как только церковь убедила французов в том, что детям необходимо давать образование, посылать их в школу, церковные книги стали заполняться и люди перестали тянуть с крестинами.

Отголоски этого явления, берущего свое начало на средневековом Западе, мы наблюдаем в колониях, в странах, куда христианство было принесено католическими миссиями. И сегодня в Бразилии родители не могут отдать в школу ребенка, если он не вписан в книгу актов гражданского состояния. Те, кто не регистрирует рождение ребенка, подлежат штрафу. Чем позже был записан ребенок, тем строже наказание. И вот родители, чтобы поменьше платить, указывают возраст ребенка меньше, чем он есть на самом деле, и ребенка, который мог бы уже ходить в четвертый или пятый класс, отдают в первый. Руководители школ, довольные, что у них есть ученики, смотрят только на возраст, указанный в документах. Эти махинации приводили к самым плачевным ошибкам в диагностике. Врачи констатировали преждевременное половое созревание. Например, пубертатный период у восьмилетнего мальчика. Таких детей лечили эндокринными препаратами, не установив, что родители снизили их возраст на пять лет, чтобы заплатить штраф поменьше.

Географическое отдаление богатых и бедных детей в европейских городах относится к XIX веку.

В Средневековье демонстрация богатства представляла собой спектакль. Богатый без раздумий приходил в приюты для бедняков или в убогие лачуги в пышном одеянии. На улице и в общественных местах происходило смешение общественных классов. Сегрегация не делила город на красивые кварталы и гетто, где ютилась нищета. Все жили в одинаково нездоровых условиях, происходило постоянное перемешивание населения Европы. Иностранный студент из знатной семьи приезжал в Париж со слугой или с молочным братом и, поскольку общежитий не было, снимал жилье у обитателей Латинского квартала, не ища дома, подобающего его сословию[65].

Кого не могли содержать родители, тех принимали как собственных детей клирики, обреченные на безбрачие. Учащиеся жили у них во время учения. За это они должны были впоследствии пополнить собой число служителей церкви. Только во второй половине XVIII века богатые начали замыкаться в отдельных кварталах и отделяться от трудового населения. Кто бы сказал до XIX века: «Пойдем в трущобы якшаться с простонародьем»? Буржуазия без конца соприкасалась с населением Парижа.