Дронго поднялся следом за ним. Подумав немного, он подошел к бильярдной, деликатно покашлял, перед тем как войти, и толкнул дверь, которая сначала не поддалась. Он толкнул ее снова и затем постучал.

– Войдите! – крикнул Усманов. – Дверь открыта! Толкните сильнее. Она заедает.

Дронго толкнул сильнее. Дверь открылась. Усманов сидел спиной к ней. Он обернулся и улыбнулся:

– Эти двери давно нужно менять. Кажется, здесь и окно протекает. Ничего страшного, но неприятно. А дверь мы прикрыли потому, что оттуда сильно дует. Наши картежники еще играют?

– Играют, – кивнул Дронго.

Он заметил у кармана Шарая небольшое пятно.

– Осторожнее, – предупредил Дронго, – у вас пятно на брюках.

– Когда нес чай, немного пролил, – улыбнулся Шарай.

Он взял кости в руки и посмотрел на Дронго, очевидно ожидая, что тот либо выйдет, либо присоединится к ним. Он чуть помедлил и бросил кости. Дронго взглянул на результат.

Две четверки. Шарай посмотрел на Усманова. Тот обернулся к Дронго:

– Вы хотите сыграть?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – спасибо, не хочу.

Он повернулся и вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. В гостиной работал телевизор, а сидевшие за столом Вейдеманис, Погорельский и Буянов ждали Мамуку Сахвадзе, который уже спускался сверху по лестнице.

– Все в порядке, – радостно сообщил он. – Я уговорил Гасана выпить два стакана неразбавленного виски. Ему даже можно делать операцию после такой порции, и он ничего не почувствует.

Мамука прошел мимо Дронго и сел за стол, собирая колоду карт со стола. Дронго повернулся и пошел к лестнице. Он медленно поднялся на второй этаж. Послышался какой-то шум. Дронго прошел в конец коридора, где был выход на веранду. Около двери стоял Отари, который разместил здесь свою картину. Светильник находился прямо над картиной.

– Вам здесь удобно работать? – спросил Дронго. Он взглянул на ботинки художника. Они были мокрые.

– Я иногда выхожу на веранду, – признался Отари. – Меня такая погода вдохновляет.

Дронго взглянул на картину. Отари работал, используя композиции символистов. Вероятно, художник не был реалистом. На темном фоне картины пересекавшиеся линии, очевидно, символизировали дождь, а размазанные фигуры внизу напоминали распластанных по земле людей и животных.

– У вас мрачная картина, – заметил Дронго.

– Жизнь вообще мрачная штука, – сказал Отари. – Разве вы не находите?

– Нет, – ответил Дронго. – Мне так не кажется.

Он повернулся и пошел обратно. Дошел до кухни, заглянув в нее. К его удивлению, Толдина стояла у плиты. Дронго невольно сделал шаг вперед. Актриса обернулась.

– Это вы? – произнес Дронго.

– Думаете, что я не умею готовить? – с вызовом спросила Толдина.

– Нет. Но мне казалось, что актрисы вашего ранга несколько избалованны. Очевидно, это не слишком умное мнение, которое распространено о хороших актрисах. Считается, что они не могут быть хорошими хозяйками.

– Вы изменили свое мнение? – улыбнулась она.

– Теперь да, – кивнул он. – Как ваша подруга?

– Плохо, – призналась Толдина. – Она в таком подавленном состоянии. Непонятное чувство страха и депрессии. Может быть, погода так действует на ее нервы? Она, правда, заснула, но я беспокоюсь за нее. В таком состоянии я ее никогда не видела.

– Наверное, погода, – согласился Дронго, и в этот момент на кухню ворвалась Нани.

– Нужно скорее заканчивать, – сказала она. – Слава Богу, наш повар уснул. Мамука дал ему шотландское виски, и тот выпил два стакана как миленький.

Дронго понял, что может помешать, и деликатно вышел. Когда Толдина обернулась, его уже не было. Дронго прошел по коридору, дверь в спальню была открыта. Он заглянул в комнату. На кровати лежал уснувший Гасан. Людмила сидела рядом. Дронго хотел позвать молодую женщину, но решил ее не беспокоить. Она не обернулась, когда скрипнула дверь, и он отступил назад в коридор, чтобы пройти к следующей комнате. Отари работал рядом со спальней Олега Шарая, и там должен был находиться Алтынбай. А в следующей спальне, очевидно, спала Катя. Интересно, почему дождь так действует на молодую женщину?