– Спасибо за понимание, – тихо сказал я в спину девочке и развернулся, чтобы уйти.
– Спасибо за понимание, – донёсся до меня сонный голос Ницше.– Ваше мнение важно для нас. На этом экипаж прощается с вами. До новых встреч в эфире.
Я заинтересовался, что это он там лопочет, и подошёл к его стойлу. Мой непарнокопытный приятель спал стоя, свесив голову и посапывая.
– Спокойной ночи, – я улыбнулся его умиротворённому виду.
– Спокойной ночи, малыши, – пробормотал ослик.– Спят усталые игрушки, выпьем с горя, где же кружки… А теперь взрослые новости…
– Переволновался, бедолага, – решил я.
Да уж, обилие произошедших сегодня событий могло вывести из психического равновесия любого здорового мужика. Не говоря уже о мирном ослике с тонкой душевной организацией.
По дороге к выходу я заглянул в стойло боевого быка, постигшего смысл жизни. Он тоже спал стоя. Но, в отличие от Ницше, молчал. Впрочем, как и всегда.
Липунюшка, развалившаяся на его широкой спине, как на роскошном диване, подняла голову и поглядела на меня.
– Спокойной ночи, – одними губами пожелал я.
Она не ответила. Лишь снова опустила голову.
Стараясь не шуметь, я вышел прочь с конюшни. Постоял, подышал, успокаивая роящиеся в голове бестолковые мысли.
Со стороны палат доносилось нестройное пение. Слов было не разобрать. Я уловил только что-то вроде:
Не знаю такой песни. Видимо, наши гости из поднебесья внесли свою лепту в репертуар. Лучше бы про дельтаплан спели.
Медленным шагом, поглядывая на обильно высыпавшие в тёмных небесах августовские звёзды, я добрёл до своего холостяцкого жилища. Свет не зажигал. Брякнулся прямо в одежде на скрипнувшую кровать, положил руки под голову.
Тоже мне, родственнички… Ну, спелись они, допустим, быстро. Даже решили вдвоём на ночную охоту отправиться.
А девчонка, вроде, в порядке. Соображает. Возможно, Степан не пожалеет о своём решении. Да и мы все вместе с ним.
Может, взять её с собой в путешествие? И город наш избавлю от проблемы. И в пути, авось, на что сгодится. Для охоты, например.
И куда я её потом дену? Отдам Антуану Пустопорожнему в комплекте с вожделенным фиолетовым котёнком-чебуриком?
Ну, вы поняли. Мысли были какие-то сумбурные, невнятные и жутко бестолковые.
Я на минуту прикрыл глаза. А потом, открыв их, в смятении уставился на два зелёных огонька, появившихся где-то в районе стола.
Замерев, я всмотрелся, напрягая зрение в попытке разобрать, кому же они принадлежат, и гадая, что предпринять.
Зелёные огоньки вдруг исчезли. А через мгновение что-то легко приземлилось мне прямо на грудь и затарахтело.
– Че! – воскликнул я, положа руку на тёплое пушистое тельце.– Ах ты, зараза маленькая! Ты ж меня так до Кондратия Миокардыча доведёшь!
Действительно, сердце моё выбивало ритм бешеной пляски. Маленькие коготки чуть впились в кожу. Прямо сквозь рубаху.
Как ни странно, это иглоукалывание подействовало успокаивающе. Пульс мой выровнялся. Я нащупал в темноте котёночьи уши-лопухи и почесал их.
– Больше так не делай, – предупредил я.
Котёнок, разумеется, не ответил. Даже массаж свой не прекратил.
Мысли мои становились всё более вялыми и отстранёнными. Под воздействием когтетерапии и успокаивающего тарахтения я очень быстро заснул.
16
Странно, но мухи на этот раз меня не побеспокоили. Было ли тому причиной присутствие фиолетового котёнка, я так и не понял. Когда проснулся, того уже не было в комнате. Как и мух. Переловил он их всех за ночь, что ли? Или они решили нынче кого другого довести?
Солнце коснулось своими лучами края земли, осыпав золотом верхушки деревьев и крыши домов. Я открыл глаза, потянулся и, полный сил и желания двигаться в новый день, вскочил с кровати. Натянул сапоги и потрусил к колодцу.