Папуля присел, заглянул за край узорчатого носка, кивнул и, поднимаясь, скомандовал:
– Дюша, промой места укусов водой с хозяйственным мылом, потом намажь кожу вокруг ран йодом и наложи стерильную повязку. Я за машиной. Поедем к хирургу.
Наш папуля – отставной полковник. В лоне семьи он обычно мил и кроток, но уж если отдает распоряжения – хочется встать по стойке «Смирно!» и щелкнуть каблуками. Каблуки я уже успела сбросить, но во фрунт все-таки вытянулась, гаркнула:
– Есть! – и побежала в ванную за мылом.
Папуля за минуту оделся и ушел в гараж. Я перевернула вверх дном все шкафчики, но хозяйственного мыла нигде не нашла и на свой страх и риск заменила его собственным туалетным – самым лучшим и дорогим, с маслом апельсина и пачули.
– Ой, щи-иплет! – ныл Зяма, когда я мылила его щиколотки.
– Ой, жжет! – пищал он, когда я разрисовывала их йодом.
– А нет у тебя бактерицидного пластыря с рисунками? – капризничал он, когда я приступила к сооружению стерильной повязки из бинта и лейкопластыря.
Тут я не выдержала и сердито сказала:
– Слушай, если ты не можешь заткнуться и терпеть молча, говори что-нибудь дельное! Расскажи, например, за что тебя собака покусала?
– Я?! – Зяма искренне возмутился. – Да я эту собаку пальцем не тронул!
– А кого-то, значит, тронул, – догадалась я. – И тоже не пальцем?
Бледные щеки братца окрасились нежным румянцем.
– Так, – сказала я с интонацией папы-полковника. – Живо колись, во что ты опять вляпался! Очередная любовная авантюра?
Конечно, так оно и было! Этот сладострастный идиот – я имею в виду своего братца, конечно, – познакомился на улице с симпатичной девушкой и навязался ей в провожатые. Чтобы растянуть прогулку, они пошли пешком. Весенний вечер был прохладен, барышня озябла, и галантный Зяма набросил ей на плечи свой вязаный кардиган.
– Стандартная ситуация! – хмыкнула я, проворно бинтуя братишкины ножки.
– Она перестала быть стандартной, когда мы пришли к ее дому, – злобно пробурчал Зяма.
Он пресердито посопел, а потом выругался:
– Проклятая Бангладеш!
Это было очень неожиданно. Я напряглась, припоминая географию, и не вполне уверенно постановила, что Бангладеш – это где-то очень далеко. Допустить, что Зяма с его новой подругой пешим ходом за пару часов добрались до иноземных территорий, было немыслимо.
– Эта твоя девица – она из Бангладеш? – откровенно недоверчиво поинтересовалась я.
– Да не она из Бангладеш, чтоб им всем там пусто было! – разъярился братец. – Чертовы бракоделы!
– О каком еще браке ты говоришь? – насторожилась я.
Наш Зяма так любит оригинальничать, что с него вполне станется жениться на первой встречной, да еще сделать это в обрядовых традициях экзотической страны. Причем в порыве страсти он даже не удосужится заранее выяснить, чем скрепляется скоропалительный брак по-бангладешски – кольцами на пальцах или собачьими челюстями на лодыжках!
– Ты сказал, бульдог был французский? – уточнила я.
Черт его знает, где эта Бангладеш, но точно не во Франции!
Зяма разразился ругательной тирадой, из которой явствовало, что отдельно взятый французский бульдог вызывает у него еще меньше симпатии, чем вся Бангладешская Республика.
Прояснить эту загадочную историю с географией я не успела – вернулся папуля, и мы поехали в травмпункт к хирургу.
Откровенно заспанный дядька в перекошенном халате поверх спортивного костюма вышел из кабинета только после того, как наш папа-полковник продемонстрировал хорошее знание основных приемов результативного средневекового штурма. Дверь с табличкой «Дежурный врач» уже мучительно трещала под натиском деревянной банкетки, когда дежурный эскулап в кабинете начал подавать признаки жизни в виде коротких матерных посылов, адресующих нас в такие места, где медицинскую помощь нам могли бы оказать только узкопрофильные специалисты – уролог и проктолог. Прибежал какой-то мальчик-охранник, и я уже думала, что курс оздоровительных процедур нам пропишут в милиции, но папуля показал, что в академии его научили не только военному делу, но и дипломатии. Он быстро простимулировал доктора денежными знаками, и тот сразу подобрел. Завел нас в кабинет, осмотрел Зямины раны – и, обрабатывая их, тоже очень живо заинтересовался личностью французско-бангладешского бульдога: