Я продолжал свои поиски, не теряя надежды.

И вот однажды, идя по Спасскому переулку, я прошел мимо двух самого последнего разбора проституток, из которых одна сказала другой:

– А Сашка опять в Стеклянном объявился! Вот башка!

– К Машутке, чай. А то к кому же. Петька вчера навалился на него и кричит: донесу! А он как его шар-р-рахнет!..

Сашка! «Отчего и не быть моему?» – тотчас мелькнуло у меня, и, прикинувшись пьяным, я задел этих фурий.

– Пойдем, красавчик! – предложила одна из них.

– А што ж! – согласился я. – Коли пивка, я с удовольствием! – и через минуту сидел с ними в сквернейшей пивной лавке и пил сквернейшее пиво.

Они спросили себе папиросок и стали дымить каким-то дурманом.

В такой обстановке притвориться пьяным ничего не стоило.

– Ты откуда? – спросила меня одна из красавиц. – Может, с нами пойдешь, а? Ночлег есть?

Я замотал головою:

– Зачем? Я и так заночую! Мне не надо! Я выпить – выпью. Вот Сашку встречу, и еще деньги будут! Да! Пей!

– Сашку? Какого Сашку? – спросила другая.

– Перфильева. Какого? Его самого, а деньги есть! – и при этом я звякнул монетами в кармане.

– Пойдем с нами, миленький, – ласково заговорила первая фурия. – Тебе у нас хорошо будет. И Сашку повидаешь.

– Сашку? – повторил я. – Большого? Рыжего?

– Его, его! – подхватила другая. – Пойдем!

– В оспе?

– Да, да, лицо все в оспинах! Ну, идем!

– Не, – ответил я, – сегодня не пойду. Пьян, спать пойду! – и, бросив на стол деньги, я вышел из пивной и, притворяясь пьяным, с трудом дошел до угла.

Там я оправился и быстро пошел домой, думая, каким образом мне изловить этого Сашку.

Что это он, я уже не сомневался, – но идти в Стеклянный флигель Вяземской лавры, куда мы даже обходом не всегда решались идти, и брать оттуда Сашку – дело было невыполнимое.

Я решил выглядеть его днем и арестовать.

Для этого взял с собой опять своих силачей и своего Ицку, и, переодевшись до неузнаваемости оборванцами, мы в пять часов утра уже были на дворе лавры против Стеклянного флигеля. Поднялись тряпичники и пошли на работу, потащились нищие, а там пошли рослые поденщики дежурить на Никольском или у пристаней, прошли наборщики. Двор на время опустел, а Сашки все не было.

– Сидит там и пьет, – пояснил Ицка.

Вдруг я увидел вчерашнюю знакомую. Я тотчас подал знак своим, чтобы они отошли, и подошел к ужасной женщине.

– Не узнала, – прохрипел я.

Она вгляделась и широко улыбнулась.

– Ах, миленький! Ко мне? Пойдем, пойдем. Хозяйка чуланчик даст. Хо-о-ороший…

– Некогда. Мне Сашку надо. Здесь он?

– Здесь, здесь! Сейчас с Машуткой его видала.

– Поди, позови его, – сказал я, – скажи ему, Мишка зовет. Мишка! Запомнишь? А там пить будем.

– Сейчас, сокол! В одну секундочку! – И она, шлепая галошами, побежала на лестницу.

Я быстро подошел к Ицке и шепнул:

– Как махну рукою, хватай!

Он отошел к нашим силачам.

Я стоял вполоборота к лестнице, приняв осанку Мишки, и ждал с замиранием сердца.

Ждал минут пять и вдруг услышал визгливый голос своей дамы:

– Вот он, Мишка-то! Иди к ему! Говорит, дело есть!

Я взглянул боком.

Огромный, рыжий, как медведь, растрепанный, на босу ногу и в одной холщовой рубахе, Сашка стоял на пороге крыльца в нерешительности.

Я сделал вид, будто не вижу его, а моя красавица тащила его за руку.

– Иди, што ли! – кричала она. – Эй, Мишка!

Я обернулся и медленно двинулся, кивая головой – с завязанным лицом, в надвинутом картузе. Зная, что Мишка должен прятаться, Перфильев не мог увидеть сразу обман и, поддавшись на мою хитрость, пошел мне навстречу, но я не дал ему подойти.

Опытные помощники, едва он отодвинулся от двери, отрезали ему отступление и шли за его спиною.