– Вы в этом уверены?

В президентском голосе прозвучала неподдельная тревога. Не так давно он впервые увидел эти ужасные наглухо застегнутые мешки с телами погибших, прибывавшие из Ирака, и он знал, что еще немало таких мешков хранится сейчас под беспощадным багдадским солнцем в контейнерах без надписей. Ему также пришлось лично присутствовать на нескольких похоронах, выражая соболезнования родственникам погибших солдат, и мысль о новых опытах подобного рода была ему противна.

– Кто может поручиться за правдивость ваших проклятых слов? – спросил он.

– Мы полагаем, что без ПВО Иран не способен оказать серьезное сопротивление, господин президент. – Рассуждая вслух, госсекретарь взялся протирать стеклышки своих очков. – Я только что беседовал с командующим наших воздушных сил. Генерал Хорнер утверждает, что ему понадобится тридцать пять дней непрерывных воздушных налетов. К десятому дню ни один иранский самолет не оторвется от земли больше чем на шестьдесят секунд. Он говорит, что отвечает за свои слова и может поклясться погонами. – Госсекретарь водрузил очки на переносицу и уставился на президента. – Что касается наземных сражений, то у Ирана вряд ли имеются большие запасы снарядов для артиллерии и танков. Их дальнобойность не превышает девятнадцать миль. Нам известно, что снаряды уже доставлены передовым частям, но при такой малой дальнобойности все орудия будут располагаться в пустыне, без какой-либо маскировки. Наши летчики уверены, что они обнаружат и уничтожат их.

– Таким образом, без русских ПВО Хамени обречен?

– Как младенец, брошенный на съедение койотам, господин президент, – наклонил голову госсекретарь.

– Звучит оптимистично. Мне нравится это сравнение, будь оно проклято!

Президент встал, повернулся и поднял голову. С герба на него смотрел орел, сжимающий в когтях пучок стрел.

– Пусть ЦРУ займется русскими поставщиками комплексов ПВО, – промолвил президент, переведя взгляд на помощников. – И пусть они действуют решительно. Во имя господа нашего Иисуса Христа и демократии. Боже, храни Америку!

Произнося эти слова, президент напыжился на манер орла за своей спиной. А по окончании тирады сжал руку в кулак, будто держал пучок невидимых стрел, которыми собирался разить врагов своей великой державы.

На самом деле его рука была пуста.

Одесса цвела и пахла, утопая в зелени и сточных канавах. Канализация не успевала сливаться в море, растекаясь по улицам. Зато с питьевой водой случались перебои. Краны повадились перекрывать с сентября, как только сократилось поголовье отдыхающих. Горячую воду давали исключительно по выходным, а желающих помыться было столько, что жителям верхних этажей приходилось греть воду в баках и кастрюлях. Не слишком приятная процедура, учитывая регулярные отключения света на несколько часов.

Погружение целых районов во мрак происходило столь неожиданно, что намыленные граждане частенько попадали в нелепые, курьезные, а то и просто опасные ситуации. Чересчур суетливые оказывались в травматологических пунктах, старики пугались до потери пульса, дети поднимали рев, мужья порывались тереть спины чужим женам, собственные жены грозили надраить им морды.

Ввиду такой неразберихи многие приучались обходиться без вечернего купания, укладываясь спать с наступлением сумерек. Деторождаемость в городе от этого не повысилась. Недостаточно чистые и разобиженные на городские власти одесситы совокуплялись реже, чем того хотелось бы демографам. Даже проводя в постели чуть ли не треть суток.

Кто сказал, что темнота – друг молодежи? Какой-нибудь старый пень, который уж и позабыл, с какой стороны у него расстегиваются штаны. Секс без света – все равно что танцы без музыки. В принципе, получается то же самое, да только настоящего куража нет. Растрачивание сил и энергии впустую.