Перед тем, как отвечать, она вздохнула, невольно припоминая, сколько раз слышала это слово в негативном контексте. Часто на улице. Реже в школе. Постоянно – по коммуникатору, когда смотрела политические новости.

– Горианцы редко имеют в виду что-то хорошее, когда говорят так, – сдержанно пояснила она, наконец.

– Я ничего дурного не имел в виду.

Почувствовать ложь для телепата проще всего – это один из первых навыков, которому учатся дети на Горре. Поэтому Сафира знала, что Льюча не лгал, и ее вновь посетило теплое чувство.

– Ладно.

– И все равно это было невежливо, – внезапно прибавил он, и Сафира быстро подняла голову, удивленно глядя на жениха. С ним сегодня, и впрямь, творилось нечто необычное. Она никак не ожидала такого поведения после всего, что он устроил ей накануне. Тем временем ее жених замедлил шаг, и они вновь остановились посреди улицы. Поздние прохожие почти не оглядывались в их сторону, спеша к себе домой – район не подходил для неспешных ночных прогулок. И Сафира вдруг почувствовала себя так, словно они с Льючей остались наедине.

– Я хотел извиниться, – продолжил он, к ее полному изумлению. – За вчерашний день. И особенно за позавчерашний.

– Правда? – переспросила она невольно, и тогда пришла его очередь испытывать удивление. Горианцы никогда так не переспрашивали – эта глупая привычка осталась у Сафиры с детства. Какой смысл переспрашивать, если правду чувствуешь телепатически, как и ложь?

– Извини, – поспешно сказала она. – Ты тоже меня извини. Я… наверное, тоже вела себя не очень вежливо. Я не горианка, и…

Внезапно ощутив подступающие слезы, Сафира опустила голову. Почему это вырвалось у нее? Зачем она устраивает душевный стриптиз и признается в своей главной слабости? Она ведь не собиралась извиняться за то, что родилась на Земле? Хотя она миллион раз за свою жизнь чувствовала себя так, словно обязана за это извиняться, снова и снова.

– Мы оба слегка перенервничали, да? – успокаивающе произнес Льюча, протягивая ей свою ладонь, огромную по сравнению с ее рукой.

– Даже не слегка, – с нервным смешком фыркнула она. – По крайней мере, я.

– Знаешь, я вообще-то подумал сначала, что это чья-то шутка.

– А я испугалась.

– А я думал, что ты страшная.

– А я думала, что ты старый и нудный.

– Что?

В его эмоциях отразилось такое удивление, что Сафира снова фыркнула, и они оба телепатически захохотали.

– А ты ничего, когда не важничаешь, – сказала она, поднимая сияющее лицо, намеренно задирая его. Льюча отреагировал мягкой улыбкой, прекрасно видя и ее эмоции, и настрой. Тем не менее, он сузил глаза и с нарочитой угрозой сверкнул взглядом:

– То, что я извинился, еще не означает, что тебе все можно.

– Да? И что, например, мне нельзя, эсте эс-Мьийа? – балуясь, словно ребенок, осведомилась Сафира, совершенно успокоенная тем, как он внезапно смягчился. Но ее жених закончил шутить так же внезапно, как начал.

– Например, нельзя лететь в Шейехар после того, как я не разрешил, – серьезно сказал он.

Его негромкий голос подействовал, словно ледяной душ. Сафира даже много позже не могла объяснить себе, что именно в интонации его голоса, который Льюча не повышал, подействовало на нее так сильно, но результат был налицо: все ее тело напряглось, голова сама собой опустилась, и она испуганно замерла. Все-таки без последствий не обойдется. Он намеренно дал ей расслабиться, чтобы… чтобы что? Застать врасплох? Наказать ее? Отчитать?

– Сафи, – позвал он совсем уж негромко, и она несмело подняла взгляд, глядя на него так настороженно, что горианец немного изменил выражение лица: