– Находясь на посту участкового, он раскрыл три особо опасных преступления, – напомнил Кудеяров, – не считая множества мелких, а предотвратил еще большее количество. На этом заканчиваем разговор. Мой совет вам, подполковник юстиции Егоров: назначение вас на новую должность в компетенции только вашего руководства, которое лучше меня знает ваши возможности и представляет, где их можно лучше всего применить. Не сомневаюсь, что раскрытие особо тяжкого преступления окажет влияние на принятое вашим руководством решение.

– А сейчас что мне делать?

– Заниматься расследованием убийства Дробышева: опыт у тебя большой, и ты и без меня знаешь свои действия. От меня только один совет: свяжись с участковым по месту регистрации и проживания Елизаветы Романовой. Узнай, как ее соседи характеризуют и вообще, что у нее за окружение, с кем она общается, встречается, как ведет себя в быту. То есть вела, потому что последние месяцы она, как я понимаю, проживает здесь.

– Обязательно свяжусь. А вообще спасибо вам.

– За что?

– За совет, за справедливый выговор.

– Какой еще выговор? Выговор в учетную карточку заносят. А я просто побеседовал по старой дружбе. Мы с тобой уже пять лет знакомы, забыл разве? Я еще тогда был начальником районного управления.

– Как я мог забыть! Помню, конечно. Мы общались с вами, когда предпринимателя Лушникова вымогатели незаконно удерживали на чужой даче, я приезжал к вам…

– Тогда-то мы на «ты» были, – напомнил Павел, – что же ты теперь так подобострастно? Я же такой же, как и прежде… И давай-ка закончим сейчас о делах, – Кудеяров показал на супницу с рыбной солянкой и на салаты, – оценим местную кухню.

В ресторан вернулся Францев, быстро подошел к столу, снял куртку и уложил ее на диванчик.

– Что там случилось на рынке? – обратился к нему Кудеяров.

– Да ничего особенного – обычное дело. Один гражданин привез на рынок домашние консервы из утиного мяса. Начал продавать по пятьсот рублей за банку. И тут увидел, что местная дама продает такой же товар по триста пятьдесят рубликов. Начал громко возмущаться, мол, это публичный демпинг. Конкурентка неправильно поняла слово «демпинг», а может, обиделась на «публичный», после чего мужик огреб по полной, вернее мог огрести, если бы я вовремя не подоспел, а так еле удержали даму.

– Марина Незамерзайка, – догадался Кудеяров. – Она же Марина Гогольфиндер – с ней, конечно, лучше не связываться.

– А емкость какая у консервов? – заинтересовался подполковник юстиции.

– Обычная стеклянная банка, – ответил Николай, – восемьсот граммов.

– Тогда это действительно очень недорого, – удивился Егоров.

– Потому что у Незамерзайки консервы местного производства. У нас тут охотник один, может, и браконьер – я не знаю, но этих уток столько по осени стреляет! А его жена в автоклаве утиное мясо в банках как консервный завод штампует.

– Если браконьер, почему его не берут? Неужели никто не жаловался?

– Кто жаловаться будет, – не понял участковый, – утки?

И засмеялся.

В кармане следователя писклявой мелодией напомнил о себе мобильный аппарат.

Егоров достал его, проверил, кто его вызывает, скривился, но все-таки ответил на вызов. Выслушал, что ему говорят, и устало произнес:

– Я помню, конечно, что мероприятие плановое, но я после дежурства, и потом я сейчас на выезде. Поговорил с людьми, и уже есть кое-какие результаты. Я здесь оказываю помощь полковнику Кудеярову… Понял, постараюсь не опоздать.

Подполковник юстиции растерянно посмотрел на Павла и прошептал с тоскливой обреченностью:

– Вызывают срочно.

– Ну да, – вспомнил Кудеяров, – ты же из второго управления, и у вас сегодня совещание, которое проводит руководитель городского следкома. Пропускать нельзя. Опаздывать нельзя: так что возьми в дорогу пирожков и лети.