– А ты? – в свою очередь спросил я.

– А что я? Я тунеядец. Тоже люблю посидеть в тишине, почитать хорошую книгу и посмотреть нудный фильм с плохим концом.

– Но чем-то ты ведь платишь за комнату, – я подкапывался к роду деятельности, которая меня не слишком интересовала.

– У меня хорошие покровители.

– Почему же ты не с ними живешь?

– Надоели.

Коротко и ясно, что тут скажешь…

– А не урежут тебя в средствах, не обидятся?

– Не думаю.

Я внимательно посмотрел на нее. Она стояла у окна в полупрофиль ко мне.

– А училась где-нибудь?

– На русской филологии. И даже учительствовала.

Я недоверчиво охнул. Она промолчала, так и не повернувшись в мою сторону.

Смотрели «Куджо», которого я скачал еще летом. Маша читала книгу и сказала, что фильм неплох – для фильма.

– Ясно, книга всегда лучше.

– Не всегда. «Бриджит Джонс» мне больше в фильме понравилась, книга тупая и скучная.

– Неужто филологи читают «Бриджит Джонс»? – усмехнулся я.

– В оригинале – читают.

Я что-то изобразил на лице мимическими мышцами, но и это осталось без внимания.

– А смотрят в оригинале? У меня есть несколько фильмов без перевода, – наконец сказал я.

Маша согласилась подтянуть инглиш вместе и спросила, какие фильмы есть. Выбор показался ей странным, но главное, что он есть.

– Если мне взбредет в голову посмотреть что-то среди дня, тебя можно беспокоить?

– Можно.

Оставить ей ноут, пока сам читаю, я не решился. Я ведь ее знать не знаю…

Однако с каждым днем узнавал все лучше. Мы не только смотрели вместе фильмы, но и находили много тем для разговора. Маша знала кучу историй, видимо, почерпнутых из книг, но, что более ценно, она была прекрасным слушателем, а такое качество я встречал редко. Мне нравилось делиться с ней мыслями и рассуждениями, ход которых у многих вызывал зевоту уже на второй минуте. Ее жизнь оставалась для меня столь же туманной, как в первый день знакомства, но могу сказать точно: избалованности или ветрености я не замечал. Напротив, она была такой серьезной, что даже рассказанные ею анекдоты наполнялись двадцатью смыслами и дышали подтекстом.

Однажды днем, когда я сидел на полу, уткнувшись в монитор, а Маша стояла у окна, привалившись плечом к стене и сцепив руки за спиной, я задал дурацкий вопрос: о чем думаешь? Признаться, сам ненавидел такие вопросы, потому что постоянно о чем-то думал, но не умел выразить кратким предложением цепь мыслей в конкретный момент. И все же, сначала спросил, а затем подумал.

– Такое чувство, что стою на пороге новой жизни, – отозвалась она, не поворачиваясь, – как семь лет назад. Я заканчивала школу и не знала, куда идти и чего хочу. Был январь. С одной стороны, жаль расставаться со многим: с учителями, с жизнью школьницы. Но с другой, мучительно хотелось перемен. И новая жизнь началась: я поступила в институт, встретила большую любовь. Конечно, я не думала об этом, стоя у окна тогда. Я просто смотрела на заснеженную улицу, на серый день… Знаешь, бывает в конце января чувство, что пахнет весной? Хотя впереди февраль и непонятный март. И вот я стояла, грустная, противоречивая, задумчивая, глядя на этот январь из окна своей одинокой закрытой комнаты, в которой не было ни стерео, ни компьютера, и это казалось нормальным. Была тишина, и я отчетливо слышала шаги новой жизни. Мне не хотелось, чтобы она скорее началась, – хотелось ухватить само чувство, присмотреться к нему, потрогать, подержать в руках… написала стишок, выразила ощущения. Это было и концом, и началом. Концом потому, что я довела чувство до записи, а началом потому, что запись стала поэзией.

После окончания института жизнь опять изменилась. Но все прошло мимо сердца, Маша не успела ни то что ухватить, но приглядеться к этому ощущению. Когда момент настал, она была измочалена и думала о другом. А так хотелось, чтобы и события и чувства совпали, оставив время на осознание, чтоб успеть приготовиться, посмаковать!