А ещё лучше, прыгнет какой-нибудь четвёрной, как Мики Андо на своих юниорских, ну только не аксель всё-таки, а тот же самый сальхов или тулуп…

Потом она вспоминает, что прыжки – это всё про женское одиночное, дурацкое женское одиночное, а ей просто хочется вальсировать с братом, и до акселя как-то само собой не доходит…

Рая опускает руки на середине разгона, и ссутуливается, пряча ладони на груди, и засовывает пальцы под мышки, а секунду спустя почти въезжает в Олега – он едет на неё спиной, то ли правда не замечая, то ли делая вид (будто ему всё равно, будто это не к нему там пришла толстокосая Злата – очередная принцесса для принца, способная увести его у Русалочки).

Резко развернувшись, он тормозит обоими лезвиями. Получается неловко и неуклюже, так неловко и неуклюже, что на секунду Рае даже становится смешно, а потом она берёт брата за руки и сильно-сильно сжимает его запястья.

Он смотрит на неё неотрывно, глаза у него серые, как у отца (а у Раи, как у матери, тёмные). Губы, сухие и потрескавшиеся, сжимаются в тонкую линию с приподнятыми уголками – ещё один отрезок, как на занятиях в школе, а потом разжимаются, чтобы сказать:

– Я с тобой хочу, – говорит он. – Кататься с тобой хочу. И больше ни с кем.

Рая, совершенно как маленькая, хлюпает носом.

Через две недели их всё-таки ставят в пару. Толстокосая Злата на этом катке больше не появляется.

Злата, впрочем, появляется на других катках – и на соревнованиях тоже, но теперь, когда она больше не претендует на то, чтобы кататься вместе с Олегом, ничто в ней не представляет угрозы. Рая не вспоминает ни о пушистой золотистой косе, ни о сверкающих белых коньках, ни о пальцах, вцепившихся в белый край бортика.

Рая, как это год от года становится ясно, вообще обладает удивительной и очень полезной в спорте способностью: не думать ни о чём лишнем. Она умеет концентрироваться, отбрасывать всё, что не имеет отношения к делу, фокусироваться только на главном.

– Как ты это делаешь? – однажды спрашивает Олег.

Они лежат на полу в общей комнате. Спать в одной кровати родители больше не разрешают, поэтому они сползают с постелей на пол и устраивают там гнездо из одеял и подушек, и там же и засыпают, тесно прижавшись друг к другу. Общий секрет, конечно, сближает их, хотя куда ещё ближе, когда они уже три с половиной года катаются вместе и знают друг о друге всё что можно и всё что нельзя.

Олег всегда начинает шнуровать коньки с левой ноги.

Рая приклеивает накладные ресницы, начиная с правого глаза.

– Я представляю себя в туннеле, – говорит она. – Или в кроличьей норе. – Они оба недавно прочитали «Алису в стране чудес» и им даже разрешили поставить по ней показательный номер, так что у них теперь ещё больше мотивации что-то выигрывать.

– В кроличьей норе? – Олег усмехается.

И что здесь смешного?

Рая пытается пожать плечами, но когда одеяло сползает и холодный воздух касается кожи, понимает, что это была плохая идея.

– Ну да. Я просто иду по туннелю на свет.

Руки Олега лежат поверх одеяла – тёмные на фоне белого пододеяльника.

– А я ненавижу замкнутые пространства.

С концентрацией у него тоже проблемы. И с тем, чтобы не слышать ту ерунду, которую иногда говорят им из зависти. Ну, что будто бы брат и сестра не могут вдвоём доехать до высокого уровня, что в танцах на льду обязательно нужно изображать любовь, а родственники на такое не способны и всякое…

Честно говоря, сильнее Олега Рая любит разве что горячий шоколад (который ей разрешают пить только по праздникам), так что она не очень понимает, в чём тут проблема.

– Танцевать про любовь им слишком рано, – с самого начала отмахивается мать от Елены Ивановны, – они же ещё совсем дети.