Соответствующие речевые значения могут возникнуть и быть понятыми только на основе выполнения того или иного действия обоими общающимися, только на основе фиксации момента, стадии одновременного выполнения действия. Элемент, который подлежит обозначению, на сей раз не может быть просто указан общающимися; невыводим в ходе рассуждения. Здесь, как и в предыдущем случае, он субъективен и поэтому может быть обозначен через ситуацию, в которой общающиеся осознают тождество обозначаемого, ориентируясь на одинаково выполняемые действия.

II. Если взглянуть на речь как на источник, а на понимание как на процесс познания, то очевидной становится специфичность такого познания, особенно рельефно выступающая, если сравнить познание через речь с непосредственным познанием.

При непосредственном соприкосновении объект предстает перед нами во всем богатстве конкретного. У нас всегда есть возможность взглянуть на него еще и еще раз, с новой стороны, в новом качестве. При познании объекта через речь мы вынуждены ограничиваться только тем, что сказано в тексте, только в том аспекте, с той стороны, в каком и с какой объект описан. Только более или менее богатый личный опыт человека, читающего текст, является источником, из которого черпается информация при осмысливании речи. Объект в тексте никогда не бывает представлен как целостный. Конечно, данное в тексте всегда беднее, одностороннее того, что предстает перед нами в восприятии. Вместе с тем объект коммуникации оказывается как бы уже обработанным мышлением в той или иной степени.

Так, при восприятии какого-либо здания, например, мы не оцениваем количества этажей или окон, но при необходимости с известной степенью точности можем по имеющемуся образцу восстановить это количество, даже если в процессе восприятия вообще не обращали на это внимания. Без специальных перечислений мы отражаем по-разному двух-, пяти- или пятнадцатиэтажный дом.

В речи нет возможности так емко и содержательно отразить это качество объекта. Мы можем, например, просто назвать количество этажей (чего уже нет в восприятии), но приблизительные указания несравнимо менее информативны, чем «приблизительное» восприятие. «Большим» может быть назван и пятнадцати-, и пяти-, и даже двухэтажный дом.

Объект коммуникации передается в речи с помощью слов, отличающихся абстрактностью, обобщенностью и вместе с тем неопределенностью. Кроме того, и сам объект рисуется, как правило, с одной какой-то стороны, рассматривается в одном отношении. По сути дела, в объекте выделяется какой-то предмет и фиксируется в речи, причем здесь могут оказаться отраженными самые разные стороны объекта – его внешние свойства и внутренняя структура, способы работы с ним и наши отношения к нему.

Если предмет, выделенный в объекте, как раз и интересует субъекта познающего, то неполного и одностороннего описания может оказаться достаточно. Тем не менее вовсе нередки ситуации, в которых указанная особенность речи выступает как ограниченность, как препятствие при понимании. В тексте некоторый прибор может быть описан так, чтобы было ясно его устройство и действие. В другом случае может быть описана только его эксплуатация, способ работы с ним. Наконец, возможны и другие описания, например, описание только внешнего вида прибора. И если цели пишущего и читающего не совпадают, эта же одинаковость выступает как серьезное препятствие пониманию.

Как своеобразная трудность в некоторых случаях выступает и несовпадающая с восприятием развернутая во времени подача объекта в речи. Если при непосредственном контакте с объектом мы видим его в единстве свойств, имеем возможность соотнести любые два его качества, а доступные наблюдению соотношения познаются непосредственно, то вычлененные в речи его отдельные свойства подаются последовательно, в определенном порядке. «Программа», последовательность описания объекта должны согласовываться с правилами построения речи, поэтому описание совсем нечасто соответствует последовательности нашего знакомства с объектом или внутренней структуре объекта. Получается, что объект коммуникации предстает перед нами в речи рассмотренным односторонне, с определенной – не всегда известной – целью, упрощающими предположениями, описывается с несоответствующей степенью определенности, абстрактно, в неадекватной последовательности. Причем сложные речевые формы возникают, как мы видели, для преодоления трудностей описания объекта речи и вместе с тем начинают выступать как специфическая трудность, требуя работы мысли, подключения прошлого опыта, перекодирований.