Современные историки не склонны верить этому оговору. Чаще всего выдвигается другое объяснение странностей в действиях «великого канцлера». Избегавший риска Василий Васильевич предпочел переговоры сомнительным по своему исходу боевым действиям. Он потребовал от крымцев освобождения русских пленных, прекращения набегов и отказа от ежегодных поминков (подарков), трактуемых в Бахчисарае как выход-дань. Голицын считал, что выполнения этих требований достаточно для того, чтобы презентовать себя в Москве как победителя «басурман». Крымцы на посольские пересылки пошли, но, как оказалось, лишь для того, чтобы выиграть время. А время неумолимо работало на них. Изнуряющая жара вкупе с отсутствием пресной воды – колодцы были предусмотрительно завалены мертвечиной – превращали перекопский лагерь в черноморский филиал ада. Пока ждали исхода переговоров, люди теряли силы, болели от солоноватой воды (той было в изобилии). Каждый день ослаблял русско-украинское войско. В итоге, потеряв напрасно время в бессодержательных разговорах, Голицын повернул назад. Исход второго Крымского похода вновь оказался не таким, каким его желали видеть в Кремле. Разумеется, окружение правительницы и на этот раз поспешило выдать черное за белое. Однако сделать это было много труднее, и не только потому, что воспоминания о ранах и тяготах похода были еще свежи в памяти его участников. На этот раз сторонники Петра поспешили обрушиться с обвинениями: чтобы свалить или хотя бы пошатнуть положение правительницы, они готовы были даже преувеличить масштабы неудачи.

Преображенское давно жило в ожидании неизбежного столкновения с Софьей. И не просто жило, готовилось, вербуя сторонников – всех обиженных и обойденных, собирая случаи злоупотреблений правительства, злорадно муссируя слухи о романах царевны. Иногда дело доходило даже до стычек, инициатором которых выступал Петр. Его особенно уязвляло участие Софьи в придворных и церковных церемониях. Ранее это было совершенно немыслимо для царевен. Софья же не просто участвовала, она, к возмущению сводного брата, стремилась занять место, отведенное в церемонии монарху. Петр усмотрел в этом намерение присвоить не принадлежавшие правительнице царские прерогативы. Подозрение было близко к истине. Софья вполне сознательно ломала старые стереотипы, приучая подданных к тому, что она, соправительница, наравне с царями участвует в придворных и церковных торжествах.

Самое значительное столкновение произошло 8 июля 1689 года. Не сумев отстранить Софью от участия в крестном ходе, негодующий Петр умчался в Коломенское. Конфликт, в котором царь в очередной раз уступил царевне, произошел на глазах придворных, высветив всю меру ненависти между родственниками. История тут же разошлась в бесконечных пересказах, обросла подробностями, заставив задуматься о будущем: было очевидно, что Петр и Софья вместе не уживутся.

В конце 1688 года старая царица решила женить Петра. Два обстоятельства подтолкнули ее к этому. Наталья Кирилловна все с большей тревогой смотрела на времяпрепровождение сына. По ее представлению, в нем было мало «царского». Конечно, «Марсовы» и даже «Нептуновы потехи» могут быть достойными занятиями и для государя, но не так, как это делал Петр: шагающий, стреляющий, работающий, получающий наравне со всеми ссадины и синяки.

Настораживали Наталью Кирилловну и частые отлучки сына в Немецкую слободу. Взрослевший Петр явно отбивался от рук. Против такой беды на Руси издавна имелось радикальное средство – женитьба. Не случайно говорили: «Жениться – перемениться». Вот Наталья Кирилловна и вознамерилась с помощью свадебного венца остепенить Петра. Намерение по-человечески понятное, но свидетельствовавшее о том, что царица плохо знала своего сына.