Кейси берет брошюру и принимается читать ему вслух: "Вся процедура занимает менее десяти минут. Боль в процессе операции терпима и длится всего несколько минут. Восстановительного периода не требуется. Женщины покидают кабинет и сразу возвращаются к своим ежедневным делам".

– Звучит потрясающе, – говорит он. – Почему все не пользуются этим способом?

– Срок должен быть между пятью и десятью неделями. После этого уже только хардкор.

Несколько минут они сидят, компанейски помалкивая. Он откидывается на спинку и закрывает глаза, ощутив внезапный мощный прилив необъяснимой усталости.

– Можешь мне что-нибудь рассказать? – спрашивает Кейси.

– Что?

– Что угодно. Просто поговори со мной, пока не вызовут.

– Не знаю, что сказать.

– Тебе одиноко?

– Сейчас?

– Вообще.

– Не знаю. Иногда.

– У тебя есть девушка?

– Нет.

– А кто-то для секса?

– На днях я приводил домой женщину.

– Ну, колись, Сильвер. И как оно?

– Она хотела, чтобы ее просто обняли.

– Бедняга!

– Да пустяки, бог с ним. Секс сам по себе часто слишком переоценивают.

– Сказал он беременной дочери перед абортом.

Сильвер улыбается. Несмотря на все его усилия, она стала смышленой, остроумной, красивой и отлично воспитанной девочкой. Порой, когда они вместе, от мысли, что он потерял, перехватывает дыхание, поэтому ему было так тяжко быть рядом все эти годы после развода.

В комнате слишком тепло, даже под струей кондиционера, а звон в левом ухе уже перешел в треск. Он задерживает дыхание и прижимает ладони к ушам, испуская низкое гудение, чтобы перекрыть этот шум. Спустя пару секунд писк понемногу утихает, а потом, на удивление, и вовсе обрывается. В голове воцаряется благословенная тишина.

– Папа!

Она назвала его папой, отмечает он.

Он открывает глаза и видит, что Кейси стоит над ним и явно жутко перепугана.

– Что с тобой? – спрашивает она.

Он открывает рот сказать, что все отлично, просто он немного устал. Он чувствует, как слова образуются в его горле, но наружу ничего не выходит. Кейси на секунду исчезает и появляется вновь с женщиной средних лет, одетой в белый докторский халат.

– Мистер Сильвер? – окликает она. – Вы меня слышите?

– Разумеется, я вас слышу, – отвечает он и пытается подняться.

Но ничего не происходит. Он не чувствует своих ног, не в силах пошевелить губами, не может издать ни звука. На мгновение он закрывает глаза. Он никак не свыкнется с этим безмолвием в голове, ни малейшего жужжания. Такой тишины он не помнит многие годы. Он хочет обернуться в нее, как в одеяло и с облегчением выплакаться.

Когда он снова открывает глаза, он уже в больнице.

Если есть какой-то плюс в том, чтобы очнуться в больнице, так это что, пусть даже твой мозг мигает и трепыхается, как плохо ввинченная лампочка, довольно одного микрона ясного сознания, чтобы понять, где ты. Пикание кардиомонитора, запах средства для дезинфекции, чересчур накрахмаленное белье и жена, сидящая на стуле подле кровати.

Бывшая жена.

Точно.

Дениз посматривает в свой журнал почти так же, как раньше украдкой посматривала на него, подглядывая в его работу, словно механик, ищущий разрыв провода, слабый контакт, из-за которого сбоит вся система. Эта накрепко засевшая память о ее привычном презрении служит зацепкой для краткосрочной памяти, которая, оказывается, была с ним всю дорогу.

Дениз отрывается от журнала:

– Проснулся?

Она не выглядит такой уж встревоженной, что может быть хорошим знаком, либо ей попросту более-менее наплевать. Его смерть теперь не будет иметь для нее особых последствий. Да, вообще говоря, ни для кого не будет. При этой мысли он снова закрывает глаза и пытается вернуться в прежнее забытье без снов и видений. Он слышит пронзительный скрип дверных петель, затем шаги.