– Если отец не справляется, я тебя сам поучу, шкет малолетний!

– Нет! Я серьёзно! Если вы не станете на путь справедливости, то кожа на вашем теле начнет слезать! И вы скоро умрёте! Я изучил магические заклинания! И применил самое страшное из них к вам.

– Вот оно, как? Ну, я к тебе сейчас тоже кое-что применю! Работал тут, всех достал. Уволился и опять нервы треплешь!

Начальник решил выйти из-за стола. Он сильно раздулся, напоминая агрессивного колобка. Но Леха не растерялся, резко раздавив в кармане секретный камень.

До конца было неясно, сработает ли это. Только все получилось лучше, чем хотелось.

– Заморозка объекта первого уровня на две минуты, – поступило системное сообщение.

Леха радостно хлопнул в ладоши, провел рукой возле остекленевших глаз Евгения Максимовича. Тот замер в решительной позе, будто его реально поместили в морозильную камеру.

– Охо-хо… Конечно, сейчас мне эти копейки ни к чему. Но справедливость, – Родионов вырвал чесалку для спины из рук живой статуи. – Справедливость должна восторжествовать.

Аккуратно обойдя стол, Алексей пристроился сзади.

– Ну что, начнем процедуру воспитания. Это тебе за тупость, это тебя за грубость, это за жадность, это за развал Чехословакии…

Леха лупил с оттяжкой, планируя каждое движение. Брюки снимать не стал. Но даже через них воздействие на жирную задницу передавалось отлично. После каждого удара тело крутого босса тряслось словно пудинг. Вместе с ним от смеха дрожал и сам Леха.

Отвесив хорошую порцию социальной справедливости, парень осознал, что время кончается. Тогда, оставив начальство в покое, Родионов кинулся на место.

– Действие заморозки окончено, – сообщила Система.

И сразу же после этого в комнате раздался оглушающий вопль. Евгений Максимович кричал так, как не мог кричать ни один живой человек на планете. Леха, скрывая улыбку, сказал:

– Абрахам, бурлахам! Твоя кожа с тебя сойдёт.

– Ой, мамочки родные! Святые угодники! Айййй, да что же со мной творится!? – Взвыл представитель офисной власти.

Держась за пятую точку, босс с недоумением посмотрел на пол, где лежала чесалка, которую он туда не клал. Но сейчас было уже не до этого.

– О, нерадивый, ощути гнев ассирийской магии! Ну что, чувствуешь адский эффект!?

– Алеша… Алексей, Господи! Как ты это сделал вообще? Как такое возможно!? Ой, у меня кожа отваливается! Прямо от костей отделяется, мамаааа!

– И в каких же местах это происходит, несчастный?

– На спине! Не спине, божечки!

– А не врешь ли ты, гад!? Может ещё где-то?

– Ой, вру, ой и правда, грех мой! В интимном, прости Господи, месте. Прям там, где не надо… пылает все пламенем!

Алексей рассмеялся. Таким жалким Евгения Максимовича он никогда не видел. Но надо было играть в божество до конца.

– Это в одном только интимном месте… пока. Сейчас на другое перейдет.

– Помилуй, ой, зараза щипет, ды на какое же?

– На то самое, разумеется…

Одной рукой держась за повреждённый орган, Максимыч вышел из-за стола. Чуть не плача он произнес:

– А что же делать-то мне теперь, чтобы этого не было!? Я клянусь, я все, правда, исполню! Откуда же я знал, что такое бывает! Мы люди офисные, все работа да работа.

В это время, оттопырив «корму парусника», Галина склонилась над столом худенькой дамочки лет сорока.

– Знаешь, Наташа, – говорила она. – Тот, который к нам завалился. Это, похоже, Леша, что раньше работал. Второй раз уже приходит, ага. Все деньги свои требует. Наверное, совсем нищий. Жалко мальчика, прям.

– Ох, Гала, не понимаю я этого унижения. Ну не дали тебе расчет, успокойся. Ты же мужик, найди другую работу, где все по-другому. Что вот бегать, просить? Сейчас Максимыч ему точно вставит.