Меня взяла такая злость. Хотелось все громить и крушить, но это значило бы, что я здесь была и все видела, а значит подставила сама себя.

Я сделала глубокий вдох.

«Я здесь не за этим!» – успокаивала себя. После чего схватила ближайшие брюки и рубашку, и стала переодеваться. Освободившиеся вешалки, запихала поглубже в платья Мелисы, чтобы не бросались в глаза.

Брюки оказались практически в размер, рубашка же великовата в плечах. Я уже хотела обуть свои сапоги, но тут меня посетила очередная идея, сподвигнувшая обокрасть Демиана еще и на обувь. Увы, его сапоги оказались мне велики. Из Мелисеных, тоже ничего, подходящего случаю, не нашла.

Не теряя больше времени даром, обула свои. Поверх рубашки и брюк слой кринолина на обруче. А уж потом платье. Пышные рукава платья и тугой корсет скрыли рубашку, а под длинной юбкой не было видно брюк. Кошелек со своим добром я предусмотрительно запрятала во внутренний карман брюк. Поправив прическу, я была готова к выходу.

Сначала прислушалась, стоя около двери ведущей в коридор – тишина. Аккуратно выглянула – пусто. Выбравшись из покоев Демиана, уже более уверенно, пошла к лестнице ведущей на первый этаж.

Здесь было более оживленно. Часть слуг накрывали стол для ужина. Некоторые носили подносы с угощением и напитками в гостиную.

– Милена, ты не присоединишься к нам? – раздался за спиной голос Мелисы. Она стояла в дверях гостиной с фужером вина в руках. На лице гуляла хитрая улыбка. По воспоминаниям Милены я поняла, что так Мелиса улыбалась, когда задумывала, какую-то пакость.

– Я хочу прогуляться в саду перед сном, – ответила сестре.

– Ты же помнишь, доктор прописал тебе успокаивающий и укрепляющий настой? Хочешь, я принесу его тебе в беседку? —спросила она.

– Была бы очень тебе признательна, – ответила с улыбкой я.

Мелиса ушла на кухню за настоем, а я, чтобы не вызывать подозрений, направилась в беседку, так сказать, дожидаться своей участи.

Долго ждать не пришлось. Мелиса пришла минут через пять, неся на серебренном блюде хрустальный фужер с настоем. Она вела себя легко и непринужденно, как раньше, будто не было обид и недосказанности.

– Твое лекарство, сестрёнка, – и она протянула мне блюдо. Ох, не нравился мне ее настрой, такая высокомерная утром и такая покладистая сейчас. Чувствовался подвох. Не хотелось искушать судьбу. Она внимательно за мной следила, ждала, когда я уже возьму фужер. Напоминала ребенка, который весь вечер ждал заветную конфету и вот его желание сбылось, сейчас откроют и он, наконец, ее съест. Мелиса даже подпрыгивала от нетерпения на месте.

Я сделала вид, что беру фужер. Практически взялась за тонкую граненую ножку. Но тут я покачнулась, делая вид, что закружилась голова. Фужер выскользнул из моих рук и все содержимое вылилось на безупречное платье сестры.

«Станиславский отдыхает. Эх, надо было на актрису идти, а не на философа».

В этот момент лицо девушки исказилось в злой гримасе, которую она не успела скрыть фальшивой улыбкой.

– Ох, прости Мелиса! Я испортила тебе такое чудесное платье! Я так виновата! Если хочешь, то можешь взять одно из моих, – причитала я.

– Ничего, – скрипя зубами ответила сестра. – Я сейчас тебе еще принесу. А ты никуда не ходи, посиди здесь. Не хватало, чтобы ты еще в обморок упала.

Она развернулась и зло чертыхаясь, направилась к замку. От милой девушки не осталось и следа.

Я выиграла немного времени. Пока она переоденется и вернется сюда с напитком, я успею сбежать.

Улыбнувшись, направилась в дальнюю часть сада. Туда, где за ветвистыми кустарниками и диким виноградом скрывалась высокая ограда, через которую вел черный ход. Им давно уже никто не пользовался. Я чисто случайно выудила его из памяти Милены. Еще когда она была маленькая, и мама была жива, эта дверь не закрывалась. В нее входил и выходил любой человек. Но со смертью хозяйки, калитка в дальней части парка была закрыта, а спустя время заросла виноградом. И если не знать где она находится, ее не найти. Мелиса о ней не знала. Когда проход был еще открыт, девочке было года три, а потом ее не интересовала старая ржавая калитка, да и эта часть парка тоже.