Ранним майским утром Прокл проснулся от дребезжания будильника.

– Что, уже? – Казалось, вот только что уснул после своих проводов в армию, а он уже затрезвонил, этот чёртов будильник…

Быстро одевшись, и стараясь никого в квартире не разбудить, Прокл добрался до кухни, и утолил жажду после вчерашней попойки рассолом из трёхлитровой банки с огурцами. Закинув старый, потёртый рюкзак за плечи, – в нём ему уже было приготовлено в дорогу, он вышел на улицу и направился к вокзалу, где, в ожидании призывников, уже стоял состав. Освежающий майский воздух ударил в ноздри, выветривая остатки похмелья и наполняя лёгкие воздухом последней гражданской свободы.

– Вот и ещё один счастливчик! – сказал человек в военной форме.

– Что?

– Имя, фамилия? – спросил военный.

– Прокл, Мечтающий.

– Хорошо, есть такой. Проходи в вагон, сынок, – посмотрев в свой список, ответил военный. – С собой спиртное, наркотики?..

– Нет.

– Это мы ещё обязательно проверим… Проходи. Так, а это кто у нас? Кто такой, фамилия? – продолжил военный своё обращение, но уже не к Проклу, а к парню, которого буквально тащили к составу на руках его товарищи. Видать, на проводах он хорошенько перебрал.

– Синий я, Иван Синий! – пробухтел неловкими губами новоиспечённый призывник.

– Есть такой, заходи! Как там тебя?.. – обратился военный ко всё ещё находящемуся в тамбуре Проклу.

– Прокл.

– А-а, точно. Вот ты и бери за ручки своего будущего сослуживца, и – в вагон!

– А мы?..

– А что вы?

– Давайте мы своего друга в вагон и проведём! И попрощаемся заодно.

– Вот здесь и прощайтесь. Ну, а коли тоже в армию хотите, то милости просим в наш вагон!

– Нет уж! Спасибо, товарищ генерал, мы уж как-нибудь здесь, на гражданке!

– Во-первых, майор. Ну, а во-вторых, до встречи! – ответил военный, поднимаясь в вагон за Мечтающим и Синим.

Вскоре зашипели струйки воздуха, весь состав сдвинулся, ударяясь буферами о друг друга, и поезд тронулся. Провожающие галдели и махали руками, догоняя окна, за которыми находились их родные. Слёзы матерей, напутствия отцов и друзей, обещания любимых девчонок верно дожидаться весь срок службы – всё как и положено в таких случаях, но Проклу уже было всё равно: забравшись на вторую полку плацкартного вагона, он быстро уснул под умиротворяющий стук колёс о рельсы.

– Подъём! – оглушающим воплем пронеслось в сознании, – как суровый приговор, начало другой жизни. Быстро соскочив с полки, Прокл стал быстро напяливать на себя военную форму.

– Быстрее салаги! Ещё десять секунд, и я должен всех наблюдать в строю! – ударил по ушам громкий бас сержанта, шагающего неторопливыми, мерными шагами по проходу меж кроватей; руки его были небрежно засунуты под ремень, который пребывал в незатянутом положении, и посему находился куда ниже, чем было положено по уставу.

«Салаги» в торопливом угаре стали выбегать в строй, на ходу поправляя форму, застёгивая пуговицы, и засовывая кончики кое-как намотанных портянок в сапоги.

– А ну-ка, стадо мастодонтов… Смир-рна!

Руки по швам и вытянув подбородки, рота новобранцев выполнила команду строгого сержанта, с грустью вспоминая мамину стряпню, девчонок, вино и свободный воздух гражданки, – здесь даже дышалось как-то по-иному.

– Рота! Вспышка с тыла! – прокричал другой сержант, вошедший в расположение.

Как стояла, рота упала на пол, укрыв затылки руками.

– Очень медленно! Рота! Встать! Вспышка с тыла! – скомандовал заново первый сержант. И, для лучшего усвоения плохо пройденного материала: – Рота! Встать! Вспышка с фронта!

Урок торопливости, столь нужный в армии, усваивали ещё с десяток раз, а в промежутках особо нерадивым ученикам досталось пара лёгких тумаков, что, впрочем, даже помогло им в обучении. Потом сержанты провели инструктаж на тему: военная форма, как носят и в каком виде она должна пребывать; отсутствие щетины на лице, окантовку волос сзади, белоснежную подшиву на воротничке: всё это тоже было проверенно сержантами. А после – утренняя пробежка, с натиранием мозолей на непривычных ступнях молодых бойцов о грубую юфть новеньких армейских сапог.