По словам преподобного Варсонофия Великого, Бог не возьмет души человека, борющегося со страстями, до тех пор, пока не приведет его в меру высокую, в человека совершенного. С другой стороны, священномученик Григорий (Лебедев), епископ Шлиссельбургский, поясняет, что смерть может наступить или в результате сужения жизни до животных процессов, при которых постепенно атрофируется и отмирает человеческое, и человек движется до своей физической смерти, руководимый животным инстинктом и злом; или же в результате тяжело переживаемого и сознаваемого душевного банкротства, когда человек бесплодно мечется из стороны в сторону в поисках оправдания жизни, а оправдания нет, покоя нет, счастье и удовлетворение неуловимы. А зло наступает, и захлестывает, и душит все лучшее.

Святые говорили: как в поле от посева до жатвы есть свой срок, так и в мире. И срок этот когда-нибудь кончится. Когда добрые поспеют в добре, праведные – в святости, а злые – во зле, порочные и грешные почернеют, как куколь, в грехах и пороках, тогда Господь начнет жатву. Придет день, непременно придет, в который человек оставит все и всех и пойдет один, всеми оставленный, обнаженный и беспомощный, не имея ни заступника, ни спутника, неготовый, безответный, если сей день застигнет его в нерадении.

Некоторые люди, не понимая очищающей силы воздержания и страданий, желают жить в свое удовольствие и умереть легко и неожиданно. Это желание весьма обманчиво. Одна монахиня подтверждает эту мысль примером своих родителей. Рассказ ее приводится в «Отечнике».

«Мои родители скончались, когда я была еще в детском возрасте. Отец был скромный и тихого нрава, но слабого и болезненного телосложения. Он жил настолько погруженный в заботу о своем спасении, что редко кто видел его из жителей одного с ним селения. Большую часть времени проводил в посте и страданиях. Он был так молчалив, что не знавшие могли счесть его немым.

Напротив, мать моя вела жизнь рассеянную в высшей степени и развратную. Она была столь многословна, что казалось, все существо ее составлял один язык. Беспрестанно она затевала ссоры со всеми, проводила время в пьянстве и разгулах. При этом она никогда не болела.

Отец, истомленный продолжительной болезнью, скончался. В течение трех дней и ночей непрерывно продолжался ливень. По причине такой непогоды замедлилось его погребение на три дня. Жители, удивляясь, говорили: этот человек был настолько неприятен Богу, что даже земля не принимает его. Кое-как похоронили его, несмотря на то, что дождь не переставал.

Мать же, получив еще большую свободу после смерти отца, с большим исступлением предалась разврату и увеселениям. Но умерла она, сподобившись великолепного погребения; самый воздух, казалось, принял участие в проводах тела ее.

После ее кончины я осталась в отроческом возрасте, и уже телесные вожделения начали действовать во мне. Однажды вечером я начала размышлять, чью жизнь мне избрать в подражание. Можно ли жить, как отец, который всю жизнь не видел ничего доброго для себя, всю ее провел в болезни и печали, а когда скончался, земля не принимала его тела? Если бы такая жизнь была угодна Богу, то почему отец подвергся стольким бедствиям? Лучше жить, как жила мать, предаваясь вожделениям и роскоши, сказало мне помышление. Лучше верить собственным глазам и тому, что очевидно, и наслаждаться всем, чем верить невидимому и отказываться от всего.

Когда я согласилась в душе моей избрать жизнь, подобную жизни моей матери, настала ночь, и я уснула. Во сне предстал мне некто высокий ростом с гневным взором: грозно взглянул на меня, гневно и строго сказал: „Исповедуй мне помышления сердца твоего. Какая жизнь тебе больше понравилась?“ Растерявшись от страха и забыв все помышления мои, я сказала, что не имела никаких помышлений. Но он напомнил мне все, о чем я размышляла в тайне души моей.