Пахом, не мешкая, вызвался разобраться в этом деле, взял с собой пятерых молодых стрельцов и помчался к Тверской заставе в усадьбу купца Мартынова.

Стрельцы продолжали собираться у Приказной избы. На удивление всем туда прибыл полковник Хованский Иван Андреевич, по прозвищу Тараруй. Заявил, что поддерживает справедливое хотение стрельцов и вместе с ними пойдет к царским палатам. Такая поддержка укрепила остальных в правильности действий, и уже вскоре возле царских палат образовалась толпа орущих, вооруженных людей.

Когда неискушенные в дворцовых интригах Нарышкины приняли требование и вынесли деньги по задолженности жалования, Хованский бросил клич: «Пора стрельцам разобраться кто им надобен на троне!». Первый раз за свою многовековую историю Москва увидела, что бывает, когда обученные воевать и вооруженные самим же государством люди чувствуют безнаказанность и вседозволенность. На территории Кремля кровь полилась рекой, убивали своих же стрельцов, которые призывали к порядку или пытались защитить царствующих особ. С Кремлевских башен летели тела, кричали раненые, голосили испуганные жители. Толпа затихла, когда на крыльце царских палат появился патриарх и боярин Матвеев. Подготовленные Софьей провокаторы начали требовать ответа за убийство царевича Ивана. Сей же момент вынесли на крыльцо двух царевичей. Иван громко заявил:

– Меня никто не изводит и жаловаться мне не на кого.

Тогда стрельцы потребовали, чтобы оба царевича венчались на царство. До их взросления регентшей потребовали назначить Софью. Прошло несколько дней, боярская дума утвердила такое решение. Но стрельцы уже почувствовали вкус безнаказанной распущенности, и вели себя полноправными хозяевами в городе.

Тогда царевна Софья выехала из Москвы в село Воздвиженское. В ответ стрельцы заняли Кремль, но одумавшись, решили идти на попятную. Назначили выборных людей и послали к Софье с повинной. Регентша приняла покаяние и назначила стрельцам нового командира – Федора Шакловитого.

Марфа получала вести о событиях в Кремле от всякого, кто появлялся в Слободе. Вскоре послала сына в усадьбу к купцу Мартынову передать для мужа послание:

– Держаться подальше от Слободы и Кремля, блюсти напускную важность своему заданию, пока в Москве все не утихнет.

Тихон обернулся за пару дней. Сообщил, что батюшке знамо творимое в Кремле, и он понимает пагубность происходящего. Для пущей важности выставил у второго лабаза купца Мартынова засаду, якобы, там ждет еще второго нападения разбойников.

Пахом нашел слова и сумел убедить купца Мартынова в неминуемости нового нападения воровской ватаги. Купцу сначала не очень хотелось кормить шесть ртов, но потерять хранимое в лабазе оказалось страшнее убытков по содержанию стрельцов. В специально оборудованном помещении аккуратным образом были сложены мешки с пшеницей, рожью, ячменем и гречкой. Вдоль стен разложены растения, отпугивающие грызунов. Товар ожидал своего покупателя. Весной цены на жито подскакивали и держались высокими до нового урожая. После первого грабежа купец, посчитав убытки, заплакал горькими слезами. Второй пагубный случай грозил сказаться на его здоровье.

Коробков хотел только одного, чтобы в Кремле поскорее закончились бунташные выходки. Он понимал, что самое страшное в жизни стрельца – отстаивать с оружием в руках интересы одних русских людей против таких же по крови. Проживая в усадьбе купца Мартынова, он стоически относился к скудной еде и ночлегу на сеновале в дырявом сарае.

Внешне Пахом проявлял рвение схватить воровскую тать за руку, внутренне понимал, что злоумышленникам давно известно об их стоянии по ночам.