Я завожусь с пол-оборота, вспомнив взбешенного отца, который велит мне проваливать на все четыре стороны. Ярость долбит в виски, чувствую, как разгоняется сердце, и вместе с тем вжимаю педаль газа в пол, чтобы со старта уйти в отрыв. От самого себя. Сильнее сдавливаю пальцами руль, выверяя каждое движение: контроль прежде всего, следом – инстинкты. Только так. Неоправданный риск – удел дураков.

Гул двигателя возбуждает меня быстрее любой красивой девчонки. Адреналин растекается по венам. Прямая дорога вот-вот закончится, и я прибавляю газу, чтобы войти в резкий поворот. Мягкие шины визжат от трения с асфальтом – музыка для моих ушей. Запах стертых покрышек выбивает из легких смешок. Это не лечится. Жажда скорости. Гонки – это образ жизни и мыслей, а не профессия. Уверен, любой гонщик WRC и «Формулы» выйдет на старт, даже если ему перестанут платить. Ники Лауда писал об этом: деньги – последнее, что интересовало его в начале карьеры.

Гонки – это жизнь, а ралли – лучшая ее часть. Я знаю, о чем говорю, я многое пробовал. Но гнать по бездорожью на бешеной скорости, слушая подсказки штурмана, который читает стенограмму, вовремя реагировать на очередной крутой участок трассы едва ли не над пропастью – это истинный, ни с чем не сравнимый кайф. Это круче оргазма и победы – сам процесс гонки, когда любое промедление, любой неуверенный маневр может привести к жутким последствиям. Когда твой мозг задействован на все сто процентов и ты без передышки жмешь на педали. Слышал где-то, что синхронному переводчику позволено работать без перерыва около сорока минут, авиадиспетчеру – два часа. А вот гонщик ралли может крутить баранку до шести часов подряд на протяжении трех дней.

Это жестко. На грани. И потрясающе.

Ты испытываешь себя на прочность. Ты борешься только с самим собой. В этом отличие ралли от других гонок. В ралли тебя ждет лишь пустая гравийная дорога, которую окружает темный лес. Ты, твой напарник и машина – все. Ты не сражаешься за позицию с другими гонщиками. Никто не может выбить тебя с трассы. Гоночная дирекция не заставит тебя финишировать за сейфти-каром, как было на Гран-при в Абу-Даби в ноябре прошлого года. Тебя встречает только дикая природа и неизвестно какое состояние дорожного покрытия в момент прохождения поворота. Может, где-нибудь на углу лежит большой камень, который сломает подвеску машины, – кто знает. Здесь только ты и время, за которое преодолеешь скоростной участок. Один из многих за несколько дней, чтобы по общему зачету очков подняться на подиум и… почувствовать вкус победы? Ну разве что на одну минуту, а затем снова работать – остановка в этом виде спорта равносильна смерти. И сейчас я чувствую себя живым трупом.

Я выдыхаю, лишь притормозив перед сервисом Сатановских, где провел большую часть жизни. От вида знакомой улицы и привычных пейзажей на душе становится спокойней, но я не могу не отметить, как сильно отличается нынешний вид мастерской от той, что запомнил. Прилегающая территория выглядит запущенно, вывеска с названием перекосилась, а в табличке «Открыто» на двери не горят две последние буквы. Привычной очереди из тачек на парковке тоже не наблюдается, хотя в свое время в выходные сюда съезжались отовсюду – подлатать, подкачать, потрепать языками, развлечься. Сейчас здесь пусто и тоскливо. Чувство вины накатывает с новой силой, но я шлю его куда подальше. Я не отвечаю за поступки других людей, не я в этом виноват.

Легче, правда, было убедить себя на расстоянии, а не когда я вижу мелькающий силуэт Леонида Дмитриевича за стеклянной дверью. Слишком многим я ему обязан, чтобы не чувствовать в этот момент ничего. До двенадцати лет я был таким отбитым, что если бы он не взял меня под свой контроль, то я либо загремел в кутузку, либо давно убился бы. У меня не было тормозов. Он научил дисциплине. Да почти всему.