Изготовившись к бою, он глубоко и шумно вздохнул, поднялся над низеньким бруствером и глянул наружу. Павел увидел небольшой самолёт, пролетавший мимо позиции. Расстояние было довольно коротким, и боец разглядел голову фрица сквозь прозрачный колпак. Он вскинул винтовку к плечу, быстро прицелился и нажал на крючок спускового устройства.

«Мосинка» грохнула, но какого-то толку от этого парень, увы, не заметил. То ли, стекло оказалось бронированным? То ли, воздух от большого винта сдул пулю в сторонку? Как бы то ни было, но самолёт даже не вздрогнул от выстрела и полетел себе дальше.

Пока Павел вновь заряжал «трёхлинейку», фашист уже скрылся из виду. Палить по тем фрицам, что находились совсем далеко, красноармеец не стал. В них и подавно невозможно попасть. Удалось ли его сослуживцам сбить хоть один аппарат, боец, конечно, не знал, а затем эти мысли и вовсе покинули голову.

Спустя пару секунд, на их батарею напал пикировщик и бросил тяжёлую бомбу, которая весила не менее центнера. Волна детонации ударила в парня, швырнула его в левую сторону и с головою засыпала мелкой землёй.

Пока Павел очухался от мощного взрыва, пока выбирался из какой-то канавки, куда он попал неизвестно когда, налёт уже кончился. У фашистов закончился боезапас. Они перестали вертеться большой каруселью и, строясь на ходу в эскадрильи, ушли вслед за первой волной.

Павел почувствовал, что каска куда-то исчезла, а галифе сильно намокли. Придя в большое смущенье, он глянул на тонкий ремень и то, что находится чуть ниже. Парень увидел чехол от стеклянной баклажки и понял, что она благополучно разбилась. То ли, от удара о землю, то ли, от попадания обломка от разорвавшейся бомбы.

Вода, конечно, вся пролилась и намочила хлопчатобумажную ткань. Павел тотчас развязал тесёмку на холщовом мешочке и высыпал все осколки под ближайшее дерево. Рассматривая острые грани, сияющие словно ножи, миномётчик невольно подумал: «Хорошо, что не порезали живот или ноги. Ведь могли очень сильно поранить меня».

Окружавшие парня солдаты осмотрели себя и стали оглядываться по сторонам. Закрывавший позиции, дым понемногу рассеялся. Над большой луговиной повисла полная, звенящая тишь.

Через какое-то время, слух к Павлу постепенно вернулся, и он услышал крики и стоны бойцов. Тут и там раздавались команды, и красноармейцы метнулись на помощь пострадавшим друзьям.

Раненых быстро перевязали бинтами из санитарных пакетов. Тем, кто мог двигаться сам, помогали подняться на ноги и отводили вглубь ближайшего леса. «Тяжёлых» клали на развёрнутые плащ-палатки и несли вслед за ними. Там, у опушки, стоял взвод, состоящий из медиков.

Убитых, а их оказалось немало, брали за руки за ноги и волокли к небольшому овражку, лежащему чуть вдалеке. Всех погибших в ходе атаки фашистов, клали в длинный рядок, вплотную друг к другу. Двое солдат обыскивали карманы покойников и вытаскивали все документы, если, конечно, их удавалось найти.

Собранные солдатские и офицерские книжки и смертные медальоны передавали дежурному лейтенанту, следившему за процедурой. Он бегло просматривал полученные от подчинённых бумаги и складывал в ящик из-под оружейных патронов.

Закончив уборку множества трупов, пехотинцы взялись за ремонт полевых укреплений. Траншеи перепахало взрывами так, что во многих местах их нужно было, копать по новому кругу. Выжившие во время воздушной атаки, солдаты не смогли отдохнуть и десятка минут. Они опять схватили лопатки и занялись тяжёлой работой.

Миномётная рота, где служил Павел Смолин, стояла в стороне от окопов, но и она пострадала достаточно сильно. Бомба «лаптёжника» упала в непосредственной близости от батареи и убила двух солдат из обслуги. Ещё четверых зацепило осколками. Уцелевшие люди быстро перевязали всех раненых, подняли их на ноги, и пострадавшие сами ушли к санитарам.