Коноводы кивнули. Сорвались с места и помчались к незаметной низинке, расположенной в ста метрах от батареи. Трое других солдат, способных двигаться сами, бросились к пушке. Никому не хотелось столкнуться с фашистами, особенно после того, как узнали, что боевого охранения нет, а воевать и вовсе им нечем.

Артиллеристы рванулись к «дивизионке» и на ходу разобрались по номерам. Раненный в руку боец встал у казённика. Схватился за маховик, завертел его что есть мочи и задрал орудийный ствол так высоко к небу, как только возможно.

Ещё двое возились с лафетом. Выдёргивали сошники, глубоко вбитые в землю, и сводили вместе раздвижные станины, которые были расставлены для стрельбы. Когда солдаты справились со стальными упорами, появились Сидорчук с Зотовым и привёли в поводу пять лошадей, запряжённых в два артиллерийских возка.

Испуганные кони дрожали всем телом. Часто всхрапывали и не хотели идти по ещё не остывшим пожарищам. Видно, это было всё, что осталось от почти полусотни крепких животных, которые недавно привезли четыре орудия и несколько телег со снарядами.

Каждый передок представлял собой небольшую двуколку, укреплённую на колёсной оси от грузовика «ГАЗ-АА», который в народе называли «полуторкой». Наверху размещался деревянный ящик с набором запчастей для орудия и шанцевым инструментом. На нём крепилось сиденье с низенькой спинкой для пары возниц. Сзади висел большой крюк для крепления стального лафета.

Бойцы взялись за сбрую двух лошадей. Освободили их из оглоблей первой повозки, подвели ко второй и поставили впереди. Получилась упряжка в три неполные пары, связанные цугом.

Двух раненых солдат, которые не могли идти, посадили на облучок. Артиллерист с левой рукой на перевязи сам забрался на ведущую лошадь. Остальные приподняли станины пушки и прикрепили к крюку передка.

Лейтенант ещё раз взглянул на орудие. Убедился, что всё в полном порядке, и дал команду: «Вперёд!»

Вожжи тихо хлопнули по спинам животных. Кони дружно натужились. Затоптались на месте и с ощутимым трудом стронули груз. Обрезиненные колёса чуть-чуть повернулись. Пушка качнулась и неохотно двинулась по поляне, изрытой воронками.

«Пятнадцать центнеров весит орудие и пять сам возок, – прикинул Павел и подвёл короткий итог: – Ровно две тонны».

Колёса массивного передка и тяжёлой пушки то и дело вязли в толстом слое рыхлой земли и попадали в ямы и рытвины. Офицер и четыре солдата двигались следом. Время от времени упирались в бронещиток и помогали животным тащить груз по неровностям почвы. Тут и там торчали дымящиеся пеньки от сгоревших деревьев и мешали проезду.

Наконец повозка выбралась на просёлок. Свернула в сторону от погибшей деревни и пошла на восток. Сзади шагали артиллеристы с вещмешками и скатками на плече. Держали винтовки в руках и внимательно наблюдали за окружающей местностью. Никто не хотел нарваться на пеших фашистов, а на танки тем более.

Так они двигались более трёх часов. Преодолели вёрст десять-двенадцать, но за всё это время не встретили ни одного человека. Везде оказалось так пусто, словно всё живое здесь давно вымерло. Не было видно никакого жилья, ни местных жителей, ни советских военных частей.

К огромному сожалению, в планшете их лейтенанта не нашлось карты местности, лежавшей вокруг. Никаких указателей здесь не имелось. Так что пришлось брести наугад и стараться держать лишь общее направление.

Грунтовка петляла по маленьким рощам и перелескам. Изредка выходила на некошеные луга и поля. Под сенью ветвей отряд шёл спокойным шагом. Останавливался на каждой опушке и брал оружие на изготовку.