Поскольку осваивать эту территорию я пришел с северо-запада Европы – родины «нормальности» и того самого либерализма – настоящий текст представляет точку зрения совершенно и непоправимо стороннего наблюдателя. Я не говорю на языках, не могу прочитать даже вывеску, единственные доступные мне сведения черпаю в переводных источниках, и без посторонней помощи способен лишь купить себе выпивку и жетон на метро. И работа эта никогда не увидела бы свет без Агаты Рыжик, без ее участия, помощи с переводом, мнений и доводов. За это ей моя любовь и благодарность. Если же в тексте обнаружатся какие-либо ошибки или содержание заденет чьи-то чувства, то Агата за это не в ответе.

Если и есть в Европе архетипическая советская площадь, это, вероятнее всего, Александерплац. Остальные претенденты являются скорее продолжением проспектов, нежели самостоятельными площадями, либо имеют дореволюционное происхождение (Красная площадь – самый очевидный пример). Начав с эталона, мы сможем проследить степень его родства с другими пространствами, и определить, насколько последний пример отстоит от исходного.

Благодаря роману Альфреда Дёблина и телесериалу Фассбиндера, «Берлин Александерплатц» известнее своего физического прототипа. При том, что между образом и прототипом нет практически ничего общего. Пространство, о котором писал Дёблин в 1928 году, позднее было стерто с лица земли, а к 1980-му, когда Фассбиндер снимал свой сериал, изменилось настолько, что натурные съемки были просто немыслимы. На экране интерьеры обшарпанных съемных комнат в печально известных берлинских Mietskaseme (домов-казарм) перемежаются с выложенными плиткой станциями метро, где бродят агитаторы от фашистов и коммунистов, а на стенах висят палимпсесты политических плакатов. Неоновые вывески за окнами – это весь «Алекс», который мы видим, тем более поражает картина, созданная в отсутствие оригинала. Само название для английского уха определенного настроя звучит неизъяснимо романтично. И пусть ландшафт даже отдаленно не напоминает пространство, населенное героями Фассбиндера, звучание создает определенную цепочку мыслительных образов. Восточный Берлин. Стена. Холодная война. Пост-панк. Дэвид Боуи, втянув щеки, бродит где-то рядом в длинном пальто. Музыка – электронная, архитектура – модернизм, время года – зима.

Смех смехом, а ведь это все мои фантазии. Из всех пространств этой книги Александерплац было единственным, которое я посетил еще зеленым юнцом. До того я был в посткоммунистической Праге и Будапеште, но держался исключительно районов, сложившихся до Первой мировой войны, чей пряничный вид нарушали лишь редкие безумные вкрапления модернизма 1920-х и хай-тека 1970-х на поверхности да построенное тогда же метро под землей. Все это было, конечно, красиво, однако понять, что с тех пор здесь что-то произошло, можно было лишь по тому, насколько капиталистическим выглядело все вокруг – реклама на каждой поверхности, всюду порно и неизбывное ощущение «все на продажу». Кроме того, это было первое в моей жизни место, где все (будь то работники бара, прохожие или попрошайки), заслышав мой британский английский, делали вывод, что я состоятельнее их. Я был на пособии или еще учился, но в те времена, возможно, я и в самом деле был настоящим богачом на их фоне.

Бюджетными авиалиниями я добрался до восточно-берлинского аэропорта Шёнефельд, чьи стены из тонированного стекла готовили меня к главному, и там уже сел на поезд до Александерплац. В окне вагона прокручивался все еще покрытый шрамами город заводов, теплоэлектростанций, огромных и серых спальных районов; все это перемежалось мрачного вида станциями под арочными навесами из стекла и металла, названия которых не оставляли сомнений относительно местоположения: Осткройц. Остбанхов. На кассете, естественно, – берлинская трилогия Боуи, но скорее Heroes, нежели Low, запись более угрюмая и маниакальная, где сквозь пульсацию диско просвечивает тевтонско-турецкий звуковой пейзаж. Все, что я мог увидеть, было настолько совершенным, что я чувствовал себя почти как во сне. Такого я не ожидал. Я-то думал, что там все уже, конечно, причесали. Вот еще один похожий на декорации навес из стекла и бетона, и я выхожу.