Тайлер серьезно кивает, но молчит.

– Осенью надо быть дерзкой, – я кручу помаду в руках, не в силах взглянуть на него или на Джордана с Фелисией – они шепчутся, сидя на ступеньках. – Конечно, нет закона, запрещающего насыщенный ягодный цвет летом, просто это непривычно.

Я несу чушь. Это как лететь с горы кувырком. Единственный выход – продолжать. Я все еще чувствую себя контуженной, но, возможно, не буду помнить всех подробностей своего позора.

Левый уголок рта Тайлера ползет вверх.

– Эта помада ничего, но та, что сейчас на тебе, лучше, – он склоняется ко мне и указывает на мои губы.

– Это телесно-розовый.

– Мне больше нравится.

– Спасибо, – я понижаю голос. – Я изменю вопрос специально для тебя.

Снова прочищаю горло.

– У тебя есть любимый бальзам для губ?

– Вообще-то нет.

– Даже несмотря на твои путешествия? – давлю я. – Воздух в самолетах ужасно сухой. Губы трескаются так быстро.

Он самодовольно улыбается.

– Никогда не жаловался.

Мой желудок свело.

– Ладно. Следующий вопрос, – быстро говорю я. Слава богу, он не такой неловкий. – Гоголь-моголь или яблочный сидр?

– Никогда их не пробовал.

– А я пробовала гоголь-моголь из пакета. Слышала, что действительно хороший гоголь-моголь похож на жидкое объятие, но мне не повезло.

– Думаю, мы с тобой и не жили по-настоящему.

– Однажды мои родители и я пришли на вечеринку с обменом печеньками к соседям. Мама должна была принести гоголь-моголь и тарелку домашней выпечки. Но у нее был дедлайн и она забыла про гоголь-моголь. И про печеньки тоже. Так что я сбегала в магазин, купила его и три упаковки «Орео», – на миг я забываю, что Тайлер рядом. Просто рассказываю подписчикам эту историю. А потом он смеется, удивляя меня.

– Это так странно.

– Знаю. Прошел час, но я соскребла надпись «Орео» со всех печенек.

– Не, не это. То, что ты ходишь на вечеринки с родителями.

– Мне даже нравится. Вопрос три. Катание в грузовике с сеном или посещение проклятого дома?

– И снова ничего из этого я не делал. Разрешаю тебе рассказать миру о моей неудавшейся жизни.

Я улыбаюсь.

– Тогда мы оба неудачники, потому что я тоже в пролете.

– У моего дяди была ферма. Когда я был совсем пацаном, я кормил лошадей, чтобы помочь ему заработать, но не мог больше десяти минут в стойле провести. От сена у меня начиналась страшная аллергия. Думаю, поездка в грузовике не по мне.

– А вот это действительно мило. – Круто. Начинаю звучать как Фелисия. Я чуть наклоняю голову, позволяю волосам закрыть лицо. – Следующий вопрос: балетки или угги?

– Ох…

Это же женские туфли.

– Мы можем… э-э-э… мы просто его пропустим.

– Нет. Я хочу ответить на каждый вопрос. И мне надо увидеть эти угги, – странно, но, кажется, он больше не издевается надо мной. Будто и впрямь заинтересован. Как такое возможно?

Я быстро гуглю и показываю ему угги. Он склоняет голову, изучает их.

– Они ужасны.

– Скажи правду: они уродливы. Зато теплые и пушистые.

В этот момент я оглядываю комнату.

Половина сотрудников собралась вокруг, смотрят, как мы снимаем. Шепчутся. Я бледнею. Роняю телефон. Что я делаю?

Тайлер наклоняется, поднимает мобильник, протягивает мне. Он касается меня, задерживая свою руку на моей чуть дольше чем надо.

– Расслабься. Мне интересно.

Я гляжу на него, и похоже, он не обманывает. Морщинки, для которых он слишком молод (и слишком мало улыбается), бегут из углов его карих глаз.

– Продолжай.

Глубокий вдох. Задержи. Медленный выдох.

– Ладно. Вот этот хорош: еще один вопрос о напитках.

– Валяй.

– Что ты думаешь о пряных тыквенных латте?

– Еще один ответ, который ты возненавидишь, но я не люблю кофе. Терпеть не могу его вкус.