–Прости, девочка, прости, я ее лю …

–Любил, хочешь сказать? Любил и поэтому убил? – Алекс не могла подобрать слов от волнения, – кто же так любит? Зверская у тебя любовь! Ты никогда ее не любил! Никогда, слышишь?

–Ты и меня не любишь! Ты любишь только себя! – она уже орала и плакала в голос, а лицо ее заливали горькие слезы ненависти и боли, – так умри и ты! Умри! Умри! …

За слезами она не замечала, как отец, лежа на полу, делал последние порывистые вздохи, как агония скрутила в дугу и резко выпрямила обессилевшее тело в неестественную позу. Не слышала, как он едва слышно прошептал свои последние слова:

–Дочка, не стань такой, как я. Будь чище, будь честнее…

Алекс еще долго кричала ему упреки и рыдала, а потом в полной прострации упала рядом с неподвижным телом и лежала, не двигаясь, долго-долго. Она даже не заметила, сколько прошло времени. Когда силы, вернулись к ней, она поняла все то, что произошло недавно в этой комнате.

–Нет! Нет! – горько закричала она, – Нет! Нет! Нет! Вернись! Вернись, папочка! Я больше так не буду! Прости меня, прости! Очнись, очнись, родной! Вернись ко мне! Вернись!

Алекс пыталась трясти бездыханное тело, целовала его неподвижное лицо, гладила по волосам, но отец был недвижим, и застывший его взгляд, полный укора и горечи, был тяжел и страшен.

–Я убила тебя, – голос Алекс становился все тише и безнадежнее, – я убила тебя, я – убийца. И я всегда буду убивать. Зачем мне жить, если от меня нет никому счастья, если от меня нет пользы? А-а-а! Мамочка! Забери меня к себе! Забери меня, мама! А-а-а-а-а-а-а-!…

…На похоронах Алекс не была, потому что в невменяемом состоянии лежала в психиатрической клинике…

…Как не вовремя вспомнились Алекс эти забытые жуткие подробности, ведь обычно она отгоняла неприятные мысли от себя прочь. Не любила плохих воспоминаний и моментов.

И сейчас такой неприятный «момент», в лице изможденной лысой женщины, сидел напротив нее за столом и сверлил взглядом.

–Ты не здесь сидишь, – взгляд больной был непримиримо зол, – уйди отсюда, здесь сидит Люба.

–Ты меня не трогай, пожалуйста. Только не сейчас. Я не советую, – едва сдерживаясь от проклятий, прошипела Алекс.

–Уйди, – словно не слыша ее, громко продолжала «лысуха», – уйди с этого места, а то тебе Люба ка-ак даст! …

В одну секунду перевернутый стол вместе с тарелками, а потом и скамейка с грохотом полетели на больную. Остальные пациентки еле успели разбежаться в разные стороны. Из пробитой головы женщины тут же потекла кровь.

–А-я-яй! У-у-у! А-а-а! – нечеловеческий вопль потряс стены отделения.

–Нет, ты нас уже всех достала! – медсестра была вне себя от злости, – ты хоть один день можешь прожить спокойно?

–Вот, – Алекс демонстративно протянула руки, – сама сдаюсь. Зачтется?

–Не-ет, красавица, – отрицательно помахала головой медсестра, – на привязь ты сегодня не пойдешь! Хватит! Она, похоже, на тебя не действует! Давай на уколы!

–Хоть на Голгофу! Лишь бы не видеть все эти рожи!

И, гордо подняв голову, Алекс отправилась в процедурный кабинет…

…Ночью она проснулась от каких-то непонятных ощущений. Левая рука была недвижима. Женщина не чувствовала ее совсем. Словно у нее не было этой руки. Сначала Алекс подумала, что все происходит во сне, но, оценив обстановку более реально, она поняла, что рука отнялась по-настоящему.

–Вот черт, черт, черт! – Правой рукой она начала поднимать левую, но та плетью падала на кровать. Алекс начала крутить плечом, но плечо двигалось, рука – нет.

«Парализовало!» – мелькнула мысль. Однако поднимать шум было бессмысленно. Никто, ни один человек не придет к ней на помощь. Она это знала наверняка.