И вот встречаемся в том же роддоме. С тем же главврачом гадаем, как получится на этот раз – уж больно женщина «давала нерва» в прошлый. Но она выглядит спокойной, во время схватки находит опору, глубоко дышит. Переглядываемся с доктором: интересно, какое открытие?

Осмотр. Довольное лицо и почти нежный голос врача:

– А у нас полное, скоро родим!

Мы уверены, что женщина обрадуется. Но та срывается на крик:

– Как так?! Как это – скоро родим?! Я не перенесу этого без обезболивания!!!

– Тссс… Спокойно. Ты всё уже перенесла, остались последние минуты.

– Быстро мне эпидуралку! Иначе такую жалобу накатаю – все отсюда вылетите!!!

Не то чтобы мы испугались, но состоятельная барышня привыкла к подобному тону в общении с «обслугой». Мы пытались убедить роженицу в бессмысленности требования – какая на фиг эпидуралка во втором периоде третьих родов… Но уговоры не смогли победить истерику.

Доктор махнула рукой – слушать угрозы насчёт жалоб и увольнений не самое приятное занятие. Вкололи (не раз задним числом думала – надо было пустой иглой, но врать? нет, не наш метод) – и через две минуты у плода «упало» сердце. Вернее, рухнуло.

Роды закончились вакуум-экстракцией – нелепой, нервной, случайной. Она гарантированно родила бы сама: минут через двадцать–тридцать, не больше. Но нам пришлось экстренно спасать ребёнка, которому на ровном месте организовали гипоксию. Благо опытный врач наложил вакуум быстро и бережно, и всё вроде как обошлось. Наверное.

Основной проблемой сегодняшнего акушерства я вижу абсолютную ненужность природных процессов. Причём с обеих сторон.

У женщин нет такого запроса. Они панически боятся родов и инфантильно думают больше об интерьерах и хорошей реанимации. Не спрашивая себя: может, доводить до реанимации не очень, как бы это сказать, правильно?

Доктора отвечают объяснимо симметрично: вам не нужны природные роды? в таком случае, нам они зачем?

Всё думала тогда – как бы это покороче сформулировать, чтобы попросить Одена высказать своё мнение?

И чтобы его хоть кто-то услышал…

Как правило, тянутся к похожим. И в акушерки выбирают кого-то близкого: по энергии, по стилю общения, по каким-то общим чертам и чёрточкам. Такими обычно я вижу своих беременных – кажется, все они могли бы стать моими друзьями.

А передо мной сидела будто совсем не моя пара.

На ней мешковатая, словно с чужого плеча куртка. По-деревенски, под подбородком завязанный платок, сумка как у моей бабушки, обувь – примерно из той же эпохи. Он смахивает на сельского тракториста: уши меховой шапки залихватски торчат в стороны, одет не то в ватник, не то во что-то подобное. Оба какие-то несовременные, робкие и добрые.

Удивилась: коренные москвичи. Очень образованные, занятые фундаментальной наукой. Поинтересовалась, откуда они меня знают – друзья, ютуб, соцсети? Смутились:

– Нет, мы от этого далеки. Ничего такого не смотрим, из друзей только сослуживцы.

Оказалось, увидели меня на каком-то выступлении и запомнили.

«Поздняя беременность», – подумала я, глядя на её милое простое лицо с лучиками преждевременных морщинок.

Точно: пятнадцать лет бесплодия. Как и у многих отчаявшихся и совсем было решившихся на ЭКО – чудом возникшая естественная беременность. Конечно, счастливы.

Она моложе чем выглядит, всего тридцать восемь. Я на её фоне чувствовала себя немного неловко – после работы собиралась в ресторан: яркий макияж, дорогие сапоги, вечернее платье.

Обсудили анамнез (где кроме бесплодия ещё и гипертония), выбрали роддом и доктора, договорились о занятиях. Аккуратно поинтересовалась, почему пришли именно ко мне.