[66])
Длинным и нервным был этот день. День первых демократических выборов в СССР. Тимофеев, как и многие другие, «давил харю» «без задних ног…»
Сон
Душный зал, заполненный солдатами в серых длинных шинелях, на головах многих – папахи. У некоторых – красные банты. Впереди на сцене – стол, застеленный скатертью. Несколько офицеров, вероятно управление полка, растерянно сидели в «президиуме». Один, в пенсне, кого-то тщетно пытался вразумить, тряся в воздухе скрюченным пальцем.
– Мо-о-ол-ча-а-а-а-ть! – наконец заорал один из офицеров.
– А ты, ваше благородие, нам рот то не закрывай! – сзади появился выделяющийся из общей «пехотной» массы матрос в чёрном бушлате.
– Верно гутарить!
– Всё! Не будем больше молчать!
– Намолчалися ужо!
– Напились, изверги, нашей кровушки-то!
– Хватит терпеть их, кровососов! – раздались поддерживающие возгласы в зале.
– Орестова-а-ать!.. Ра-а-асстре-ляю!.. – старший офицер в президиуме нервно подскочил, суетливо расстёгивая кобуру.
– Это они только и могуть! Арестова-а-ть! Расстре-лять! Хватить! – солдат впереди, снял папаху, кинул её наземь, скинул с плеча «трёхлинейку», направил на офицера.
– Давай-ка, ваше благородие, своё оружие сюдой!
Потом повернулся к солдатской толпе, гудевшей одобрительно.
– Хочуть они нас арестовывать! Да мы их сами арестуем!
– Нехай сами сидять!
– Да-ва-й! Тяни их оттуда!
– Кончилося время золотопогонников!
– В расход их! Чё с ними гутарить впустую-то! – зал взорвался.
Матрос сзади удовлетворённо улыбался. Он занял освобождённое от ошеломлённых происходящим офицеров место в президиуме. В углу зала продолжалось оживление. Это всё ещё выводили арестованных офицеров управления полка.
– Товарищи! От имени Российской социал-демократической рабочей партии большевиков я призываю вас обернуть ваши штыки в тыл, войну империалистическую мы должны превратить в гражданскую.
– Снова война, что ли? На кой ляд нам война!
– Надоело!
– Из огня да в полымя! – раздались робкие разочарованные возгласы. – Мы до дому хотим, пахать, сеять!
– К бабам своим хотим! – последний комментарий сопроводил смех одобрения.
– Ну, идите домой, к своим бабам! А вернётесь, вас там тёпленькими-то и возьмут царские прихвостни, да к стенке или на виселицу! А!? Хороша перспективка-то?
– Ты нам лучше дело гутарь, хорош стращать-то!
– За свою свободу, равенство и братство нужно, товарищи, сражаться с оружием в руках! – матрос достал тяжёлый маузер и потряс им в воздухе.
Тут Тимофеев поднялся. Хотел было возразить мятежным солдатам, втолковать им всю важность для России победы в войне с Германией, защитить арестованных офицеров, но лишь шевелил губами, не способными родить ни единого членораздельного звука.
«Да, солдатский бунт есть солдатский бунт, будь он хоть под красным, хоть под белым флагом!» – подумал про себя офицер.
– Шо, высокобла-родие, дар речи потеряли, да? – небритый солдат в папахе ткнул его стволом «трёхлинейки» в спину.
– Давай-давай! Топай! Офицерьё!
– В расход его тудой же!
Матрос поднял «маузер», медленно разогнул руку в локте, прищурил левый глаз, ствол пистолета, как в замедленной съёмке, выплюнул кусок свинца, окутываясь пороховыми газами, прямо в лицо лейтенанта…
Тимофеев подскочил на кровати. Потёр лоб, который ещё чувствовал приснившуюся роковую встречу с пулей.
«А ведь как похожа ситуация и тогда и сейчас», – подумал он, удивившись пришедшему ему осознанию того, что большевистский мятеж семнадцатого года является предшественником сегодняшнего мятежа, его, по сути, идеологическим прототипом, а вовсе не антиподом, как некоторым представляется. А монархисты, отстаивающие тогда старорежимные интересы Российской Имперской государственности, явились прототипами современных коммунистов, отстаивающих старую советскую идеологическую модель СССР…