– Не, товарищ лейтенант! Не скажите. Нет у нас перебежчиков.

– Нет, говоришь, перебежчиков? А ты лично-то гарантию дашь на всех них?

– Какую ещё гарантию?

– А пиши на бумаге, дескать, я, рядовой Моше, даю гарантию на тех и тех. Так что после, ежели что, как соучастник пойдёшь. Годится?

– Я-я-я, – замялся солдат.

– Вот тебе и я-я-я, – замполит передразнил писаря, – головка ты от противогаза! То-то и оно, чуть что, то все сразу в кусты, свои задницы ховать. А то адвокат тут выискался! Все так, пока сами своей шкурой не отвечают, то горазды в заступничков играть! А чуть что, то сразу голову в кусты!

– Я, конечно, за каждого не гарантирую, но Харин… он… не беспокойтесь за него…

– Почему?

– Ну, не знаю… Просто я знаю его. Он не такой. Он… За него я подпишусь лично.

– Ладно, успокоил. Но особистам всё равно что-то подать придётся. Так уж положено. С припиской, что, дескать, «морально устойчив». Ну, скажи, ну кто вас просит такое вот самим о себе-то писать?!

– У нас же «гласность», товарищ лейтенант! Сами же говорили! «Перестройка», «плурализьм»!

– Плюролизм! Моше! Плю-ро-лизм! Или Плю-ра-лизм. Ну, как-то так! Чёрт его знает!

– Да-да!

– Вот те и «да-да»! Нашёлся мне тут «плурализьм»! А я-то думаю, что это вонь такая стоит! А это я в «плурализьм» ваш вступил сапогом! Ха!

– А мож, вы не будете про Харина писать тогда, а?

– А мож, и не буду. Но с другой-то стороны, вдруг он и впрямь в бега подастся. Что тогда! Ты пойдёшь тогда в сообщники! Да и я с вами обоими – в первую же очередь!

– За что?

– За что! За сокрытие, за плохую воспитательную работу, за невыявление дезертира в конце концов. Ладно, посмотрим. Ты, Моше, присматривай за ним. А то глупостей натворит, а нам потом – расхлёбывай! Да не беспокойся, у нас ведь всё по справедливости! Ведь пока он смирно себе сидит, ему ничего за это родство-то не будет, кроме как на «передовую» его, если что, не отправят.

– На какую передовую?

– Да что и тебя, Моше, что его, будут теперь вечно держать на расстоянии от границы, да от чего-то особо ответственного.

– От чего такого?

– Ну, например, в разведку пойти вам не грозит!

– А-а! А чё мне разведка, а мне и в канцелярии хорошо!

– Вот-вот! Вот и сиди себе смирненько, и усё буде добре, панове! Как вообще вы все здесь, за границей-то оказались, ума не приложу.

Рота мирно спала. В коридоре светило дежурное освещение.

Ответственный по роте лейтенант Тимофеев дремал, сидя за столом в канцелярии, подсунув шапку под лоб. Рядом жужжал маленький тепловентилятор, шевеля волосы на голове лейтенанта тёплыми потоками воздуха…

Жёлтые каменные стены города вокруг были озарены багровыми лучами заката. Сухой горячий воздух наполнял пространство. Тимофеев вдохнул, но это был не воздух, а жаркая горячая масса наполнила его легкие, подобно тому, что как-то описывал Майер из своих «туркестанских» воспоминаний. Люди в светлых туниках бронзовыми телами копошились внизу.

– Велик Египет, – пожилая женщина в халате, украшенном узорами, подошла сзади. Остановилась на почтенном расстоянии. Опустила голову… Тимофеев обернулся…

(Странное это было чувство. Вроде он и не он вовсе. И знакомы ему вещи и люди ранее им невиданные. Но всё это странным образом не вызывало ни малейшего удивления и воспринималось им как должное. Странное дело эти сны!.. А может, это лишь «отголоски прошлых жизней!?.»)

– Что тебе, Иохаведа[26]? – молодой мужчина посмотрел на неё.

– Муса[27]! Твоя грусть рвёт моё сердце! О чём твои мысли?

– Велик Египет, но фараон стареет. И, похоже, грядёт не только его закат, но и наш. Кто же будет дальше править этой империей после Яхмоса?.. Как мне возвыситься над миром?.. Разве есть у меня шансы когда-либо занять трон фараона? Кто я? Всего лишь спасённый из воды великодушной принцессой Термутис еврейский мальчик, выросший во дворце фараона, подобный его сыну, но всё же я не его сын! – Моше задумался, грустно глядя на садящийся круг солнца.