Александр, не веря своему внезапному счастью, направился к выходу, застёгивая ремень. В коридоре гауптвахты по радио был слышен голос Горбачёва. Тот рассуждал о своём предложении полностью ликвидировать советские и американские ракеты средней дальности в Европе.

– Неплохо! Миру – мир, войны не будет! – усмехнулся Майер.

Курсант устремился на вокзал, где ночью должен был проходить его поезд и где был определён сбор для остальных стажёров, распущенных утром по городу. Сумерки опустились уже давно. Старые строения вокзала тускло освещались фонарями. Было почти пустынно.

– Плов из кукумарии38, – прочитал курсант надпись на окне давно закрытого кафетерия. В желудке урчало.

– Вот бы сейчас зарубать этот странный плов из какой-то там Куку-Марии! Или там кого ещё! Что за хрень такая?

Городской общепит пестрил диковинными для Майера названиями: «крабовое мясо, селёдка олюторская* (*Олюторская сельдь – визитная карточка Дальнего Востока. Название произошло от места промысла, а точнее Олюторского залива, в котором рыбаки успешно добывали эту большую весом до 800—900 грамм селедку. Ее внешний вид и особые вкусовые качества привели к тому, что сформировался даже своеобразный «народный» бренд.) копченая, икра ёжиков, кальмары сушёные, корюшка и многие-многие прочие морские диковинки, о которых «сибирский алмаатинец» Александр и не слышал никогда! «Ленинская» уперлась в другую революционную улицу имени «Двадцать пятого октября». Курсант свернул, приближаясь к вокзалу. Со стороны бухты «Золотой рог» дул холодный ветер, пробираясь промозглым холодом сквозь тонкую курсантскую шинель…

– Помогите! – вдруг раздался отчаянный девичий голос. Александр оглянулся в сторону, откуда, как ему казалось, этот крик доносился. Он увидел, как стройная фигурка девушки мелькнула в вокзальной лепной арке, за ней тенями двигались две фигуры в спортивных «петушках» на головах и в синюшных, с белыми кляксами штанах, напоминающих джинсы. Которые продавали некоторые из появившихся недавно, как подснежники после долгой зимы, многочисленных кооператоров39.

Эти типы, как и вообще многие советские граждане, были одеты словно братья-близнецы. На ногах красовались также одинаковые кроссовки, купленные явно у фарцовщиков (спекулянтов), которыми был наводнён сей портовый город. Вдоль бордюра дороги с погашенными фарами стоял жёлтый милицейский УАЗик.

– Помогите! – девушка отчаянно рванула дверцу на себя.

– Чего тебе? – недоуменно уставилось на неё прыщавое лицо в милицейской фуражке.

– Помогите! – повторила девушка, судорожно показывая на двигавшиеся за ней тени, которые теперь сбавили ход и любопытно, но без явного испуга наблюдали за происходящим из-под арки.

– Иди себе домой, не мешай, – ответил второй мент, вылезая наружу.

– Помогите, они ко мне пристают! – настаивала девушка.

– C чего ты это взяла?! Может, они просто хотят с тобой познакомиться! – рассудительно заявил прыщавый.

Девушка в недоумении и отчаянии тихо заплакала.

– Нет! Но я не хочу! Они ко мне пристают! Умоляю, помогите, вы же милиция!!!

– Послушай сюда, девица, тебя ограбили, изнасиловали? Что? Едем в участок заявление писать?

– Нет.

– Нет! Так вот, если что-то случится, тогда и обращайся. Заберём в участок, посидишь там до утра, свободный номер в обезьяннике найдётся. Там тебе будут ну очень рады! Напишешь заявление, а пока на нет и суда нет! Нам тут некогда с тобой нянчиться! – милиционер захлопнул дверь и кинул напарнику:

– Вот шалавы! Шляются тут по вокзалам, спасу нет! Они мужиков соблазняют, а мы спасай их тут ещё! Сиди себе дома и не рыпайся. Сучка не захочет, кобель не вскочет! – и, выпустив облако гари, УАЗик чинно покатился прочь…