– Краси-и-во! – Саша кивнул в сторону алтаря.

– Краси-и-во, – согласилась девушка, – только возьми меня за руку, а то мне страшно чуть-чуть.

Прихожан было крайне мало. Несколько бабушек в платках стояли, поглядывая исподлобья на нарушителей священного спокойствия.

Александр держал девушку за пальчики, они медленно шли, любопытно рассматривая всё, куда только не падали их взгляды.

– Это вам не дом свиданий! – вдруг одна из хмурых бабушек вышла на них откуда-то сбоку.

Молодые люди отпрянули недоуменно, но с другой стороны несколько других сморщенных бабушек зло набросились на них.

– Не туда смотрите! Смотрите вон туда! – одна из них ткнула сгорбленным сухим пальцем в сторону стены над входом.

Майер поднял глаза.

– А что там?

– Там Ад! Гореть всем вам, нехристям, в Аду!

– Гореть вам в Аду!

– Бесстыдники!

– Безбожники!

– Покарает вас всех Всевышний, за ваши грехи!

Молодые люди, зашуганные в конец, с молчаливым недоумением от такой неласковой встречи пятились к выходу, взирая на жуткое изображение ада над выходом.

На улице искрился снег, там мило сочетаясь с белым раскрасом колонн и оконных сводов Храма. В сумерках, освещаемые фонарями, мерцали золотом купола.

– Что это было? – Александр смотрел недоуменно на Марину.

– Не сердись на них. Им знаешь, как досталось! Столько гонений пришлось пройти. Какую трудную жизнь прожить, стольких близких потерять! Они уже и сами не в силах отделить добро от зла!

– Да мне после такого в церковь как-то больше совсем не хочется, – усмехнулся Майер, – ну их, дуры!..

– Не злись ты, будь умнее! Моя бабушка говорила, что каждый человек, даже священник, даже святой, в православной вере, лишь грешник!

– Как же это возможно, чтобы священник был грешником?

– А так! Святые – это те, кто свет людям несут. Но нет безгрешных людей на земле. Это у католиков только папа Римский непогрешим.

– Православные, католики, святые! Можно запутаться в этом всём.

– Хм…, ещё говорят, что Бог он многолик, поэтому мы и говорим «Вы», когда обращаемся друг к другу уважительно.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Говорю же, от бабушки своей.

– Она у тебя верующая что ли?

– Ага!

– А ты?

– А я не знаю… Я нет. Я же комсомолка…

– Ну, Маринка, слава богу, а то ты меня уже начала пугать…!

– Я вовсе не хочу тебя пугать.

***

Настоящее

Майер, отряхнул нахлынувшие воспоминания, посмотрел снова на бойца.

– Хм! А оружие то как, тебе, верующему, держать не противопоказано, а? По вере-то твоей?

– Никак нет. Не противопоказано, солдат грустно пожал плечами, – это баптисты-пацифисты, а я Православный!

– А-а-а! И крестик носишь?

– Ношу.

– А ты комсомолец, вообще?

– Не-а.

– Ладно. Сильным надо быть. Дали по морде, а ты сразу же сдачу! Бац, промеж рогов! Понял?

– Не-е, товарищ лейтенант. Я драться не могу. Меня учили, что драться плохо.

– Тебя всё верно учили. Ты не дерись, но сдачу-то дать нужно уметь! За себя постоять! За близких!

– Православная вера она не воинственная, а жертвенная. Ведь нельзя идти к цели по головам, думая лишь об эволюции тела, как это делает Ницше.

– Нитше? Кто это? С какой роты?

– Это такой немецкий философ прошлого века. У него есть даже такая книга «Антихрист. Проклятие христианству». Это идеология фашистов. А у человека же есть душа. И это важнее, чем тело. Потому что тело смертно, а душа бессмертна. Вот о ней и нужно думать больше. О спасении души.

– Да-а! Уж! Ладно. А мне вот католические костёлы больше нравятся. Там как-то так…

– Мрачно.

– Что-о?

– Мрачно там. Устрашающие всякие вещи, острые углы, грифоны, мало света.

– Н-у-у, а мне нравится.