– Ладно, проехали. А тот, молодой. Ну, красавчик писаный…

– Красавчика тебе лучше сразу забыть. Там жена – дочка российского миллиардера. Тронешь – на завтра трупом станешь! Да и ни к чему эту пустышку трогать. Мотька, хоть и красавец, а гнилой насквозь. Ни тебе денег, ни образования. Одна рожа да пиписька. И на что нынче бабы клюют? Пустышка, одним словом!

Сам Мотька из местных. Матвеев – в области фамилия известная. Дед у них генералом был. Отец до полковника дослужился. Братья Мотькины тоже при чинах. А этот еле школу окончил. То с наркошами его застукали, то с политическими. Словом, тянет парня в самое что ни на есть д… Уж как его жонка-то не держит, как не трясет – все одно – то в полицию попадет, то в прессу.

За душой – пузыри мыльные. Чистый дармоед. Только и знает – то в бордель, то в казино. И чего такая баба его при себе до сих пор держит – ума не приложу.

– Любит, – вздохнула Любаня, рассматривая в щель жалюзи рокового красавца Матвея. – Да и как такого не любить…

– Я ж говорю: халявщик. За семь лет даже ребенка не выстругал…

– Все равно приятно, чтобы такой просто рядом был. Так бы смотрела и смотрела. Да ладно! А что этот седой? Тоже хорош. Староват, правда…

– Скорей, ты для него старовата. Это наш известный режиссер, Родин Роберт Никитович, собственной, как говорят, персоной. Лет пятьдесят, но молодится до сорока с небольшим. Считает себя великим. Женится исключительно на примах.

– А это что еще за зверь?

– Темная ты, Любаня, девица! Прима – это не зверь, это самая лучшая в театре артистка. Вот наш мальчик их и коллекционирует. Однако сменяются те примы часто. Теперешний брак у Родина пятый. И, похоже, не последний.

– С чего ты взял? А может…

– Не может… Я между делом газетки-то местные просматриваю. И, судя по набору нынешних дебютанток, скоро теперешней приме конец. Ядреные девки. И шибко талантливые. Так критики пишут. Я только узелок на память завязываю. Мало ли что, люблю быть в курсе.

– И кому потом этот курс выкладываешь? Марусе, что ли? Или Джеку? Эрудит…

– О! И в твоей буйной головушке кой чего из школы осталось. Да и у меня среднее специальное за душой – родители не зря в город отправляли. Один из всей семьи образованный оказался. Даже говор у меня почти что городской – братьев до сих пор завидки берут. Кому, спрашиваешь? А хоть Марусе. Что мы не люди? Балакаем на досуге. Или вот тебе…

– И то, правда. Значит, любит, говоришь, режиссер артисток…

– Не только. Думаю, что самая главная любовь у него – это власть. И слава. Вернее, известность. Пьесы сам пишет. Обожает интервью давать. И отборы всякие производить. Кастинги теперь называются, слыхала?

– Не в лесу живем, – отмахнулась Любаня, присматриваясь к Родину.

– Ну и хорошо, что не в лесу. Хотя тут кругом километров на триста одни леса и есть. Так о чем это я? Ах да, о любви… Имеет Роберт Никитович от этих просмотров и деньги, и известность, и самих красавиц. Уж эти-то за ценой не постоят! Так и живет – день в газете, день в журнале, день на телевидении. Плюс главные роли в своих спектаклях. Играет, в общем…

– Как бы не заигрался, – процедила сквозь зубы Любаня, с некоторым сожалением отклоняя кандидатуру. – А рыжий этот? Вроде тоже ничего себе…

– Гулькин-то? Жид сопатый! Даром что Иван Иванович – всех купит и продаст. Только цену хорошую предложи!

– Какой же он еврей? Гулькин. Да еще Иван Иванович…

– Я не сказал: еврей. Я сказал: жид. Чувствуешь разницу? Да куда тебе! Жид – это не национальность, не большой нос и даже не пейсики. Это сущность человеческая. Понимаешь? Сущность! Наш Гулькин из любого дела пользу вынесет. И вступает в него лишь из-за пользы. Если есть, что урвать. А так – в упор не замечает. Раньше колхозом командовал. А потом в рыбнадзор перебрался. Простым инспектором! Прикинь?