В комнате было холодно.

Но в сердце – еще холоднее.

Вечером я позвонил Джине, своей девушке. Похоже, ей было не то чтобы приятно получить от меня весточку. А может, точнее было бы сказать, что она была не слишком рада получить от меня весточку. Голос ее звучал не холодно и не безразлично – но и не радостно. Сам не знаю, чего я ждал от нее. Наши отношения то разгорались, то затухали – и в последний раз затухли уже довольно давно. Но мне было одиноко, мне хотелось с кем-то поговорить, и я решил, что она сгодится.

– Джуд, мне сейчас некогда, – сказала она меньше чем через две минуты с начала разговора.

Я слышал, что на заднем плане играет музыка. Песня про любовь. Никаких сомнений – с того самого диска Гибсона Делла, который Джина всегда ставила, когда мы были вместе.

– Давно не виделись, Джина. Думал, поболтаем, – заметил я.

– Честно, у меня сейчас совсем нет времени, – снова сказала Джина – тон ее стал резче, голос тоньше. Ей явно не по себе. Я позвонил ей домой. Очевидно, она не  одна.

– Кто там у тебя? – медовым голосом спросил я.

– Никто, – быстро ответила Джина. Слишком быстро. Значит, я прав.

– Кто там у тебя? – повторил я.

– Джуд, я тебе не хозяйка, и ты мне точно не хозяин. Я тебя не видела и не слышала несколько месяцев. Я не машина, которая включается только тогда, когда ты берешь на себя труд оторваться от дивана и набрать меня.

Ну все, Джину прорвало, слова так и сыпались, налетая друг на дружку. И тон становился визгливым. У нее кто-то был, и ей стало совестно.

– Я думал, мы вместе, мы пара, – сказал я ей. – Я ошибался.

– Да как ты смеешь? – заорала она на меня. – Как ты смеешь меня обвинять? Ты со мной неделями не разговаривал, а на свиданиях у меня такое чувство, что ты предпочел бы быть где-нибудь подальше.

Слова Джины меня не обидели, и, признаться, я с некоторым удивлением обнаружил, что совершенно не расстроен, что она встречается с кем-то другим. Но такой неадекватный взрыв подсказал мне, что тут что-то непросто. И тут до меня дошло. Пришлось поломать голову секунды две, но было поздно и я устал.

– Дай трубку Моргану, – велел я.

Настала мертвая тишина, сказавшая мне больше тысячи слов.

– Джина, позови Моргана к телефону, – приказал я.

Я чувствовал, что стоит проявить хоть каплю неуверенности, и она только наорет на меня и будет все отрицать. За глазами тупо заныло. Я закрыл их и внутренне застонал. Это предвещало лютую мигрень.

– Привет, Джуд.

Я ожидал услышать его голос – и все равно вздрогнул. Подозрения, даже очень сильные, – совсем не то, что подтверждение твоих подозрений.

– Привет, дружище, – с нажимом проговорил я.

– У тебя пропал интерес, а у меня появился, – тут же сказал Морган.

В его голосе не было ни извинений, ни сожалений. Только задиристость и воинственность.

Я слишком устал и в голове слишком гудело, так что мне было все равно.

– Забирай ее, Морган, только, поверь мне на слово, ты мог бы найти и получше.

– Это все, что ты хотел мне сказать? – ледяным тоном спросил Морган.

– Нет, но сейчас я не могу с тобой разговаривать. Завтра поговорим. Позвони мне на мобильный из телефонной будки.

И я бросил трубку.

Опять я один.

Естественно.

Я рухнул обратно в кровать и застонал – мигрень мстительно прибавила оборотов.

Милая Калли!

Ты это сделала! Ты всё преодолела! Мы с тобой пережили последние несколько дней. Я ни за что не соглашусь пройти через такое еще раз. Но тебя перевели из реанимации ко мне в палату, ты нормально дышишь, вес больше не падает. Меня отсюда не выпустят, пока ты не будешь весить по крайней мере на десять процентов больше, чем при рождении, – так, на всякий случай. Я не возражаю. Честно говоря, я не особенно рвусь в свою квартирку. Я не вернулась домой после смерти Каллума. И никогда не вернусь. Это моя старая жизнь. А ты – моя новая, мое будущее. Но Каллум – мое вечное настоящее. Такое чувство, что стоит вспомнить о нем, и время останавливается. И я не могу себе представить, что когда-нибудь буду чувствовать себя иначе.